Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Филипп: Если не говорить о таких серьезных обвинениях – в ереси и смущении Сатаной, – есть ведь и менее радикальная критика, которая тоже может вызывать сложные чувства. Иногда я думаю, что человек состоит из двух образов – своего внутреннего образа, того, как он видит себя (или каким он хочет себя видеть), и образа-отражения в других людях. И конфликт возникает, когда они не совпадают. А не совпадают они всегда или почти всегда. Я думаю, что эта проблема очень для многих актуальная и болезненная.

Максим: И для мистиков она тоже чрезвычайно актуальная. Для мистиков познание самого себя – один из ключевых моментов. Они говорили о зеркале в сердце человека, в котором можно увидеть не только божественный свет, но и самого себя. И отражение, которое ты видишь в этом зеркале, не совпадает с тем отражением, которое видят другие люди. Оно может не совпадать в худшую или в лучшую сторону, но мистики подчеркивали, что это несовпадение естественно и неизбежно. Иосиф Хаззайа предупреждает: если монах, ставший на путь мистического делания, не будет обесславлен и стеснен невеждами и не претерпит этого с радостью, он не обретет тишину сердца[155]. Похожий план предлагает и Исаак Сирин. В его текстах постоянно звучит такой мотив. Возненавидь телесный покой. Смотри – там торговец, он не боится волн, совершая свое путешествие, а ты не бойся никаких скорбей, бросайся на них смело, как в битве, вооружись.

Филипп: А зачем заранее призывать к скорбям и делать акцент на будущих неприятностях и негативных отзывах, которые неизбежно должны на тебя обрушиться?

Максим: В том-то и дело. Критика неизбежна. А Исаак Сирин просто предлагает сделать ее инструментом для достижения цели, так что почему бы и не попробовать? Спокойно принимай любые неприятности так, будто ты их любишь, будто ты их и ждал. Это сделает тебя смелым и избавит от переживаний.

Филипп: Что нас не убивает, делает нас счастливее – так отвечают сирийские мистики?

Максим: Пожалуй, что да. Но можно сказать и тоньше. Есть одна пословица, правда, она не сирийская, а месопотамская и старше наших героев примерно на две тысячи лет: «Человек, озабоченный своим спасением, не взирает на свое унижение»[156].

Филипп: Получается, если у тебя есть цель, такая как, например, у человека, стремящегося выжить во что бы то ни стало, то огромная сила влечет тебя к ней и становится все равно, что про тебя говорят.

Максим: Вот вы сказали про силу, которая влечет к цели. Сирийские мистики очень любили глагол нтаф

(nṯap̄), который означает «тащить», «тянуть». С одной стороны, воля человека направлена к цели, но, с другой стороны, на каком-то этапе уже некая сила тащит тебя за собой. И это действительно становится похоже на желание выжить во что бы то ни стало.

Филипп: Это любопытно контрастирует с тем, о чем мы говорили раньше, – что мистики как бы умирали для этого мира, а потому ничто уже не могло их унизить.

Максим: Да, тогда и на критику отвечать просто нелепо.

Филипп: Но все же согласитесь, что критика бывает и полезной. Хорошо, когда есть здо́рово сформулированная рекомендация и какое-то предложение внутри критики. Наши с вами друзья рассматривали это под таким углом?

Максим: Есть такой замечательный литературный памятник начала XI века – житие Иосифа Буснайи, последователя Иосифа Хаззайи. В нем говорится, что Бог устроил мир таким образом, чтобы все люди учились друг у друга. То есть, конечно, Бог мог бы учить людей и сам, но, чтобы понимать свои границы, продуктивно общаться, не превозноситься над меньшими и не чувствовать себя неполноценными перед большими, людям гораздо полезнее взаимодействовать друг с другом[157]. Мало того, восточносирийская традиция исходила из того, что в этой школе вместе учатся люди и ангелы.

Филипп: О, как хорошо! Смешанные классы.

Максим: Вот-вот. Они за одной партой сидят. Представление о том, что мир – это школа для ангелов и людей и они учатся параллельно, хотя и по разным программам, – общее для восточносирийской традиции. В V веке об этом много и подробно писал Нарсай, поэт и реформатор образовательной традиции Церкви Востока. Можно прибавить к этому мнение Иосифа Хаззайи: Иисус – человек, в котором Бог себя явил, учил и людей, и ангелов одновременно[158].

Филипп: Такая образовательная реформа нам очень нужна.

Максим: Учиться вместе с ангелами? Да, согласен полностью, тоже приветствую такую реформу. А еще ведь кроме класса и парт есть школьные коридоры, туалеты, подворотни – и везде обучение и социализация. Примерно так мистики смотрели на человеческую историю.

Филипп: И кабинет директора.

Максим: Ну, кабинет директора – это уже Страшный суд. Постараемся оттянуть попадание туда, насколько будет возможно.

Филипп: Хорошо. А раз мы все учимся вместе и критика становится частью этого обучения, как тогда быть с собственным желанием высказывать мнение насчет «однокашников»?