Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Возле своей Мессиныновый найдешь приют.Знаю, что хватит силы,если на жалость бьют.Жалость моя, мое жалованье,как фитилек чадит.Но ведь не зря обожаниевечно со мной чудит.

Вроде гнезда осиногопрежде гудела весть:жалости непосильнаявсе же работа есть.Бьется коса о камень,если приходит срок,переплетясь руками,руки сложить в замок.

Жалость стоит заслономи замыкает связь,там, на лугу зеленом,в изгородь обратясь[161].

У Айзенберга есть созвучная сирийским мистикам мысль о создании внутренней защитной ограды. Ты не выходишь за нее, чтобы сохранить внутреннюю тишину, с помощью этого отражения себя в других людях высаживаешь свой куст жимолости и сам становишься им в какой-то степени. Человек постепенно растворяется в этом мире, и его движущей силой оказывается сострадание и жалость к миру. Эта сила может быть разрушительной и мучительной, но если ты знаешь, как с ней себя вести, то она помогает двигаться вперед. Я запутался, кого в кого я сейчас вчитываю, Айзенберга в Сирина, или Сирина в Айзенберга, но вы понимаете, что я имею в виду.

Максим: Вот вы сказали: «знаешь, как себя вести». Один из ключевых для мистиков терминов – дуббара (dubbārā), «жительство», «образ жизни». Он образован от глагола даббар

(dabbar) – «вести куда-то». То есть, говоря «себя вести», ты имеешь в виду не только отдельное взаимодействие с той силой, но и свою жизнь как целое. Но вместо того, чтобы ваше ясное размышление отягощать терминологическими рассуждениями, я лучше расскажу случай из моей жизни, связанный с критикой, который как раз привел меня внутрь этой ограды. Как-то один замечательный филолог и переводчик, мой коллега, спросил меня: «А что такого особенного вы видите в текстах мистиков? Какие-то повторяющиеся образы, довольно однотипные размышления». Эта критика меня сильно задела, тем более что она была обращена не ко мне, а к моим любимым авторам, и время от времени я возвращался к этому в мыслях. Спустя какое-то время на семинаре по сирийским мистикам в «Лаборатории ненужных вещей»[162] мы читали Исаака Сирина, и я вдруг осознал, что в тексте, который мы разбираем, он описывает порядка 20 уровней одного только поведения разума – разума, который пытается упорядочить назойливые мысли, в том числе по поводу критики, и сделать для них эту упомянутую вами ограду. При поверхностном чтении это кажется благостным размышлением об одном и том же, а на поверку оказывается чрезвычайно тонко выстроенной системой. И речь ведь шла не о высших состояниях света, не о созерцании человеком самого себя, а всего лишь о выстраивании этой ограды, этой защиты. И навела меня на это понимание задевшая за живое критика, которая сделала сознание более чувствительным.

Филипп: То есть если бы не то замечание, то вы бы не увидели те смыслы, которые этот текст открывает?

Максим: Да, та фраза колола меня изнутри, и, как и всякая боль, она делала сознание более чувствительным.

Филипп: Какое неожиданное и даже утешительное действие критики! Спасибо, Максим.

Глава 9

Репутация,

или

Насколько важно, что о тебе думают другие?

Филипп: Максим, мы живем в такое время, когда политические дела, заведенные на разных, казалось бы, не имеющих отношения к политике людей, стали едва ли не повседневной реальностью. Например, дело «Дело "Седьмой студии"»[163]. Помните его?

Максим: Конечно, мы с вами записывали подкаст через несколько дней после оглашения приговора.

Филипп: Точно, так и было. Один из главных героев этого дела, Алексей Малобродский, несколько лет защищался от обвинений в растрате средств, выделенных на театральные проекты. Его спрашивали: «А что же вы не признаетесь? Даже если вы не виноваты, это освободит вас от большого срока». Но он отказывался наотрез.

Максим: Потому что ему было важно не запятнать свое имя.

Филипп: Да. Когда наконец был оглашен приговор, все фигуранты получили условные сроки. И хотя приговор был обвинительный и несправедливый, многие выдохнули с облегчением, произнесли всякие ругательства про условную жизнь в условной стране и отправились в магазины, чтобы условно отпраздновать. Я тоже пошел в поселковый магазин и вдруг обнаружил, что забыл кошелек. На что знакомая мне продавщица, прекрасная, сказала: «Ну, ничего, я могу тебе эту бутылку отпустить в долг».

Максим: Вот что значит репутация – вы свое имя тоже не запятнали!

Филипп: Вот именно! А насколько понятие репутации интересовало сирийских мистиков? Им вообще было важно, что о них подумают другие и как это повлияет на их жизнь?