Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Максим: Знаете, Филипп, в какой-то степени их этот вопрос интересовал, хотя порой они относились к нему парадоксально. Исаак Сирин рассказывает, что однажды в молодости специально решил загубить свою репутацию в глазах окружающих, вызвать шквал осуждения и извлечь из этого духовную пользу.

Филипп: Такой урок смирения и умаления себя?

Максим: Вроде того. Он хотел с утра усесться на паперти – на крыльце церкви – и позавтракать в тот час, когда все добропорядочные христиане собираются к литургии.

Филипп: Но это же скандал!

Максим: То же самое ему сказал пожилой наставник, которому Исаак поведал о своем намерении. Нужно отметить, что у самого этого намерения есть мистическое обоснование, которое понятно нам из других текстов Исаака Сирина[164]. Он стремился к таким условиям жизни, когда кроме Бога опереться не на что: ты не поддаешься страху и шагаешь в неизвестность. То есть человек доводит свою жизнь до полной непредсказуемости – и в этом опыте видит Бога и мир по-новому. Это как ребенок, которому отсоединили от велосипеда поддерживающие колеса, – теперь ему придется балансировать самому. Поэтому Исаак Сирин считал полезным страннический образ жизни – чтобы оставаться неизвестным, поэтому и оставил епископскую кафедру. Репутация – это мощная социальная опора для человека. И вот этой-то опоры Исаак решил лишиться. Однако старец предостерег его от подобных радикальных действий, ведь этот поступок бросит тень не только на Сирина, но и на монашество в целом. Про собратьев тоже будут думать, что они обжоры – еще литургию не совершили, а уже едят, да еще и бесстыдно, на глазах у всех.

Филипп: На кону репутация всего движения.

Максим: И старец продолжает увещевать Исаака – что молодые монахи, которые тут живут, посмотрят на тебя и тоже впадут в соблазн, подумают: «Ну, раз ему можно, значит, и нам тоже». Так что этим упражнением по смирению он не только нанесет вред репутации движения, но и подаст плохой пример братьям, которые не знают его намерений. Да и вообще для того, чтобы уметь извлекать пользу из любой ситуации, нужно быть человеком опытным. И в духе уже упоминавшейся «торговли»[165] (тагурты) этот старец говорит: «Ибо неопытные купцы в больших оборотах великие причиняют себе убытки, а в маловажных оборотах скоро идут с успехом вперед»

[166]. Вот и начинающим мистикам лучше не создавать себе специальных трудностей, а принимать те испытания, которые и так возникают в жизни.

Филипп: Понятная логика. И, значит, Сирин послушал старца, потому что ему была важна репутация движения?

Максим: Да. А если говорить об обвинениях реально существовавших, часто мистиков, вставших на путь созерцания, обвиняли в безделье. Люди видят монаха, изучающего Священное Писание, никакую работу на благо общины не выполняющего, и говорят ему: «Что это ты вообще делаешь? Ты занимаешься какой-то глупостью, ты бездельничаешь – займись уже наконец делом!»[167]

Тут важно, что обвинение в безделье – это обычное нарекание в адрес мессалианства, анархистского еретического движения, с которым сирийских мистиков часто соотносили их противники. Проще говоря, за этот ярлык можно было загреметь.

Филипп: Это уже серьезнее, чем испортить репутацию.

Максим: Да. Когда Исаак Сирин пишет о вроде бы бытовых обвинениях монаха в безделье, на самом деле он защищает мистическую практику и традицию от обвинений в мессалианстве, только делает это мягко.

Филипп: А были ли примеры в истории сирийских мистиков, когда они полностью плевали на репутацию, на то, как они войдут в историю и что о них скажут другие люди, но действовали по велению собственного сердца, потому что иначе поступить не могли? И репутация для них становилась уже не так важна?