Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Максим: Расскажу две истории. Был не очень известный мистик Бехишо Камульский – видимо, ученик ученика Иосифа Хаззайи. Надо сказать, что его тексты очень неординарны. Он, с одной стороны, синтезировал традицию мистиков, а с другой – высказывал идеи, которые для католикоса Тиматеоса[168] и его окружения были бы слишком смелыми. Например, описывая видение Христа, Бехишо говорит: «Тогда Бог становится человеком, а человек становится Богом»

[169]. Если бы это было сказано о божественной и человеческой природах Христа, то и тогда бы нужны были оговорки, тем более в мусульманском окружении. А сказанные о мистическом опыте человека, эти слова звучали так, что официальный богослов где-нибудь в Багдаде должен был порвать на себе одежду. Такое нарушение границ между Богом и творением недопустимо с точки зрения традиционного восточносирийского богословия. Бехишо хотел писать что думает, не желал интегрироваться в систему и потому ушел еще дальше от Багдада, где была резиденция католикоса Тиматеоса, в безлюдные места по направлению к озеру Урмия. Это первый пример, который приходит на ум. Есть еще одна история, правда, не из сирийской мистической традиции. Это житие Макария Великого, египетского подвижника IV века. Но история захватывающая. Макарий, уже будучи священником, ушел в уединенное место, потому что священства и связанных с этим почестей и ответственности он не хотел. Жил отшельником, плел корзины, а ученик, живший при нем, их продавал. В соседнем селении тем временем случилась история, достойная романа. Девушка полюбила юношу, но отец не захотел выдать ее замуж, так как юноша был беден. Семьи они не создали, но девушка от него забеременела. И юноша, который оказался не таким уж романтиком, сказал ей: тут ведь живет такой монах-отшельник странный – ты скажи, что это он тебя изнасиловал. Девушка так и сделала. В итоге Макария всей деревней побили, оставили едва живым и еще заставили ученика поручиться за него, чтобы он эту девушку обеспечивал.

Филипп: Макарий? Обеспечивал?

Максим: Поскольку он ее как бы изнасиловал, то теперь в качестве отца ребенка должен обеспечивать.

Филипп: Откуда у него деньги? Он ведь отшельник.

Максим: Ну я же говорил, он плел корзины. Но что в этой истории самое интересное: Макарий не стал оправдываться, не стал доказывать свою невиновность, несмотря на то, что он ведь тоже был ответственен за «корпорацию». Он сказал себе: ну, Макарий, у тебя теперь есть жена и ребенок – и ты должен работать еще больше. И он плетет корзины, его ученик их продает, и он обеспечивает эту молодую женщину.

Филипп: То есть он решил, что будет принимать то, что происходит, и полностью наплевал на репутацию. Это похоже на упоминавшуюся вами установку: человек, который стал монахом, считает себя мертвым по отношению к миру. Так что в каком-то смысле ему уже неважно, что мир про него скажет или подумает. Беременная девушка говорит, что ты ее изнасиловал? Окей, значит, надо будет плести больше корзин и воспитывать ребенка.

Максим: Эта позиция, с одной стороны, кажется жутковатой, а с другой – позволяет к любым неприятностям относиться как к не касающимся тебя. Вот, например, Афнимаран, которого по обвинению в мессалианстве в середине VII века выгнали из монастыря свои же собственные монахи[170]. Ну, выгнали и выгнали – а он пошел и основал новый монастырь, и тем же потом занялись его ученики. То есть, грубо говоря, встаешь, идешь дальше и действуешь.

Филипп: Это очень вдохновляет. Но у меня есть вопрос посложнее. Репутация – это мнение людей о тебе. Что бы ты ни делал, оно зависит не только от твоих поступков, но и от каких-то общепринятых категорий, обстоятельств времени, личных качеств других людей и много чего еще. Мне вспомнилась история совсем не мистическая. Адвокат Борис Золотухин в 1960-е годы, будучи успешным юристом, начал защищать диссидентов. За это он был на многие десятилетия лишен адвокатского статуса и возможности работать в своей профессии. Шестьдесят лет назад он совершил поступок, который в глазах многих членов его корпорации, советской печати и государства уничтожил его имя. А сейчас мы понимаем, что это человек с кристальной репутацией, который делал ровно то, что и должен делать настоящий профессионал, – защищал невиновных людей и за это претерпел. И сегодня это один из столпов русской юридической и правовой мысли. И мы понимаем – выдающийся человек, невероятный.

Максим: Людям, которые жили полторы тысячи лет назад, тоже приходилось сталкиваться с подобного рода развилками. Мы уже не раз упоминали Нестория Нухадрского, который был учеником и, весьма вероятно, даже биографом Иосифа Хаззайи. На соборе 790–791 года Несторий прочитал отречение от взглядов мессалиан, явно имея в виду своих учителей.

Филипп: Да, мы говорили об этом как о примере предательства учителей и собратьев[171].