Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Страшно умирать не хочется.Быть бы стать жуком-древоточцемВ задней ножке стула в дальней комнате,Чтобы надо мной бежали волны те.Во-о-о-олны, волны те.Чтоб никто не знал меня по имени,Чтобы днем с огнем не нашли меня.

Пепел и труха, ноль без палочки,И не о ком в графе ставить галочку.О-о-о галочку.Это, это, это было полбабы, и только.Говорит: «Лезь под платье, ты не дома».Или: «Это, слышь, где-то сгоришь, как трава.Пылью мне серой пылью все запылила».

О-о-о как трава, о-о-о запылила.Дмитрий Озерский. Волны те

Филипп: Страх – наш любимый враг. Мне кажется, что самые разные страхи преследуют нас всю жизнь. В детстве я боялся очень многих вещей – темноты, манной каши, рыбьего жира, пластинки «Карлик Нос». Но больше всего я боялся Угомона. Угомон – существо, которое мы с друзьями выдумали, а потом сами начали его бояться[178]. Это что-то вроде мужской версии Морры[179] из «Муми-троллей». Очень-очень страшное существо. В некотором смысле Угомон стал для меня синонимом экзистенциального страха. Был ли в вашей жизни Угомон, Максим?

Максим: В детстве мы с друзьями искали в заброшенном детском саду привидения – я, кажется, нашел одно и дико испугался.

Филипп: А чего боялись сирийские мистики?

Максим: Мне вспоминается персонаж, поразивший меня у Иосифа Хаззайи, – поющий бес, или, как он еще его называет, сочинитель песнопений. Это демон, который не просто бесхитростно пугает монаха, являясь ему, а еще и придумывает разные развратные песни, чем до невозможности распаляет воображение несчастного отшельника.

Филипп: В Кремлевском дворце такие ребята периодически выступают, судя по афишам. По радио «Дача» или, прошу прощения, каналу «Россия-1» тоже такое передают – в общем, есть разные категории таких песнопевцев и в нашем мире.

Максим: Вот и Иосиф Хаззайа различает демонские видения и рассматривает демона не как фактор, связанный с воображением человека, а как объективно существующий. Вообще у мистиков был целый, если можно так выразиться, каталог демонов и видений – и даже классификация разных ночных кошмаров с указаниями, как с ними бороться.

Филипп: Ух ты, каталог демонов. А какие есть виды?

Максим: Иосиф Хаззайа говорит, что есть видения ипостасные, а есть идольские. Ипостасные, кномаяфа (qnōmāyāṯā) по-сирийски, имеют кному (qnōmā

) – самостоятельное существование. Это видения, напоминающие один из объектов этого мира. А идольские видения – это те, которые состоят из разных природ, типа кентавров, а также существ, незнакомых человеку, но вызывающих смятение и страх.

Филипп: Вроде моего Угомона! А есть какое-нибудь красноречивое описание видений?

Максим: Да, в «Послании о трех степенях монашеского жительства»[180] Хаззайа описывает демона, который явился в виде дракона и заполнил всю келью, а его серное зловоние еще несколько дней оставалось в комнате – даже после того, как монах его победил молитвой. Это видение сопровождалось сильнейшим приступом страха, так что тот человек не мог даже пошевелить рукой, чтобы перекреститься. В его рассказе на арамейском есть замечательная деталь: он говорит, что страх «усилился на нем» – не «в нем», а именно «на нем», как что-то для человека внешнее, но берущее над ним власть.

Филипп: Как же ему удалось справиться со своим страхом?

Максим: Этот монах говорил о работе памяти. В его мыслях затрепетало воспоминание о фразах из псалмов. Он ухватился за него, стал повторять эти фразы и понял, что его сознание отвоевывает себе чуть больше места. То есть в ситуации, когда он даже не мог пошевелить рукой, ему было нужно воспоминание, которое вернуло бы его к самому себе. Этот момент непредсказуем: когда и как у человека включается память. Для героя нашей истории это что-то на грани человеческой воли и божественной милости. Но такая встреча со своей подлинностью всегда возможна. Когда очень страшно, ты думаешь в этот момент: а где сейчас моя память?

Филипп: У Ольги Седаковой есть похожая мысль: