— Что ж, я думаю, сейчас у тебя есть шанс. Это напротив моей спальни. Спасибо.
— Без проблем. И в следующий раз, когда эта дама придет, скажите ей, что я — ваш план восстановления. — Я встал. — Лучше пойду и дам вам немного отдохнуть.
Я направился к двери. Он произнес мое имя, и я обернулся.
— Ты — лучшее, что случилось со мной за долгое время. — Затем, как будто обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне: — Я начал доверять тебе, выбора то у меня нет.
Я рассказала папе, что он сказал обо мне как о лучшем, что с ним случилось, но не о доверии. Какой-то инстинкт заставил меня сдержаться. Папа крепко обнял меня одной рукой, поцеловал в щеку и сказал, что гордится мной.
Это был хороший день.
В четверг я заставил себя снова постучать в дверь сарая. Мне очень не нравилось это маленькое здание. Никто не стал стучать или царапать дверь в ответ. Я пытался убедить себя, что мне померещился этот странный шуршащий звук, но если так, то Радар он тоже померещился, а я не думаю, что у собак много воображения. Конечно, она могла отреагировать на мою реакцию. Или, если я собираюсь сказать правду, она могла почувствовать мой страх и мое почти инстинктивное отвращение.
В пятницу я покатил нашу газонокосилку вверх по улице и отправился работать на наполовину очищенный двор. Я подумал, что к выходным он будет выглядеть относительно шикарно. На следующей неделе были весенние каникулы, и я планировал провести большую их часть в Сикаморе номер 1. Я бы вымыл окна, а потом принялся за штакетник – чтобы он снова стоял ровно. Я думал, что, увидев все это, мистер Боудич приободрится.
Я косил вдоль дома со стороны Пайн-стрит (Радар была внутри, не желая иметь ничего общего с ревущим газонокосилкой), когда у меня в кармане завибрировал телефон. Я заглушил газонокосилку и увидел на экране «АРКАДИЯ». Я ответил на звонок с замиранием сердца, уверенный, что кто-нибудь скажет мне, что мистеру Боудичу стало хуже. Или, что еще хуже, скончался.
Звонок был о нем, но в этом не было ничего плохого. Дама по имени миссис Рейвенсбургер спросила, могу ли я прийти завтра в девять утра, чтобы поговорить о «выздоровлении мистера Боудича и последующем уходе». Я сказал, что могу, и тогда она спросила, могу ли я взять с собой родителя или опекуна. Я сказал «вероятно».
— Я видела вашу фотографию в газете. Со своей замечательной собакой. Мистер Боудич в неоплатном долгу перед вами обоими.
Я предположил, что она говорила «Сан», и, наверное, так оно и было, но мы с Радар оказались и в других местах. Или, может быть, мне следует сказать «везде».
Папа пришел поздно, как обычно по пятницам, и у него был экземпляр «Чикаго трибюн», открытый на второй странице, где в «Трибьюн» была небольшая врезка под названием «В других новостях». В нем были собраны небольшие статьи более жизнерадостного характера, чем материалы на первой странице. Песня с участием Радар и меня была озаглавлена «СОБАКА-ГЕРОЙ, ПОДРОСТОК-ГЕРОЙ». Я не был шокирован, увидев себя в «Трибьюн», но я был удивлен. Это довольно хороший мир, несмотря на все доказательства обратного, и тысячи людей каждый день совершают тысячи добрых дел (может быть, миллионы). Ребенок, помогающий старику, который упал с лестницы и сломал ногу, не был чем-то особенным, но картинка его раскрутила. На ней Радар застыла с открытой пастью, я обнимал ее за шею и запрокидывал голову от смеха. Выглядело это, осмелюсь сказать, довольно привлекательно. Что заставило меня задуматься, сталкивалась ли с этим Джина Паскарелли, девушка моей мечты.
— Видишь это? — спросил папа, постукивая по подписи. – АП. «Ассошиэйтед Пресс». Эта фотография, наверное, сегодня в пятистах или шестистах газетах от побережья до побережья. Не говоря уже о том, что по всему Интернету. Энди Уорхол[49]
сказал, что в конце концов все в Америке станут знаменитыми за пятнадцать минут, и я думаю, что у вас есть свои четверть часа. Хочешь пойти в «Бинго», чтобы отпраздновать это событие?Мы, конечно. Пошли в «Бинго», и пока я ел свои говяжьи ребрышки (двойной каре), я спросил папу, не пойдет ли он завтра со мной в больницу, чтобы поговорить с дамой по имени миссис Рейвенсбургер. Он сказал, что сделает это с удовольствием.
Мы встретились в офисе Равенсбургера. С ней была молодая женщина по имени Мелисса Уилкокс – высокая и подтянутая, ее светлые волосы были собраны в короткий, неброский хвост. Она собиралась стать физиотерапевтом мистера Боудича. Большую часть разговора вела она, время от времени заглядывая в маленькую записную книжку, чтобы ничего не забыть. Она сказала, что после «некоторого обсуждения» мистер Боудич согласился пускать ее к себе домой два раза в неделю, чтобы поработать над его диапазоном движений и снова поставить его на ноги, сначала с помощью канадских костылей – таких, с металлическими кольцами для поддержки рук, – а затем с помощью ходунков. Она также будет измерять его жизненные показатели, чтобы убедиться, что он «хорошо прогрессирует», и проверит то, что называется уходом за булавками.
— Что тебе и придется сделать, Чарли.