Сказки тесного мира

После столь интенсивной пробежки беседа казалась предприятием вполне безнадёжным, поэтому Плакса втайне порадовался, что не поставлен в обстоятельства, при которых должен немедленно вступить в общение, в речевой контакт с себе подобным. Потому что, будь этот контакт насущной необходимостью сию же секунду, Плаксе пришлось бы не сладко, ему нелегко было бы расположить к себе собеседника, произнося слова по слогам, нагибаясь, упираться вытянутыми руками в присогнутые колени, судорожно поглощая беспомощным ртом непригодный для дыхания воздух, глупо улыбаться, покачивая головой из стороны в сторону, смущенно прятать глаза, коротко взглядывать в глаза собеседнику только для того, чтобы увидеть в них отражение жесточайшего ужаса своего нелепого положения.

А учитывая тот факт, что в роли собеседника в данном случае вообще выступил бы совершенно невзрослый ребенок, следовало ожидать одного из двух вариантов реакции на такое поведение Леопольда.

Вариант первый: испуг мальчика и его попытка к бегству.

Вариант второй: удивление, презрительное кручение у виска указательным пальцем правой руки, ковыряние тем же пальцем в недрах правой ноздри и удаление в избранном направлении.

Всё взвесив, Плакса почувствовал облегчение. Ему всегда нужно было проанализировать ситуацию для того, чтобы успокоиться и справиться с ней. К тому же, в процессе анализа значительно проще было перейти с бега на шаг. Достойнее. А то Леопольд уж было окончательно усомнился в своих способностях бегуна, в своих беговых, так сказать, качествах, а к появлению в сознании готовилось ощущение растренированности вообще, осуждение нездорового образа жизни, тягостных мыслей о необходимости что-то кардинально менять, зудящее предчувствие осознания общего личностного кризиса и многие другие, крайне вредные для самочувствия вещи.

Оправдав и объяснив ненужность и даже вред бега в данном конкретном случае, Плакса перешёл на бодрый, а затем менее бодрый (но не менее достойный) шаг и, продвигаясь вперед, занялся восстановлением дыхания по собственной системе.

Между тем, расстояние до неведомого мальчика сокращалось и уже можно было разглядеть коротко стриженый затылок и всё остальное, что уже было описано: скажем, белую рубашку, поверх которой крест-накрест синели хлопчатобумажные лямки свободных, до колена, шорт. Ребёнок шёл быстро, наждачно шаркая по крупнозернистому асфальту подошвами красных кожаных сандалий.

“Вот ведь... Сотрёт подошвы... никакой обуви не напасёшься”.

Впрочем, на место этой дикой мысли тут же явилась другая, более здравая. “Глупо как-то... Какое мне, собственно, дело...”

Мальчик шёл не оборачиваясь и раздражая самоуверенностью, свойственной человеку, даже не подозревающему о грозящих ему страшных опасностях.

Удивительно, но от этого идущего по шоссе ребенка исходил дух прямо таки нереальной, небывалой свободы. Плакса даже позавидовал, что помогло немного ускорить шаг и поравняться с путешествующим карапузом.

Мальчик как будто не заметил странноватого попутчика.

Некоторое время Леопольд молча вышагивал рядом, стараясь приноровиться к ритму движения малыша. Наконец это наскучило и Плакса решил обратить на себя внимание. Он прокашлялся, просвистел какой-то абстрактный мотивчик, затем пропел его на “ля-ля-ля” и, наконец, сказал:

– Здравствуйте.

Выглядело это нелепо, особенно если учесть, что ребёнок никак не реагировал ни на одно из производимых действий.

Плакса слегка обиделся и некоторое время просто шёл рядом.

Между тем, шоссе превратилось в длинный мост с невысокими перилами и плоско повисло над широкой темноводной рекой.

“Странно, – рассуждал Леопольд, – что в этой реке такая темная вода. Она почти чёрная, и лишь на некоторых участках видно низкое дно, заваленное всяким мёртвым хламом. Когда-то, помню, читал я о царстве мёртвых. Там была река – Стикс. Точно такая же, как эта. Просто один к одному.

– Стикс, – произнес он довольно негромко.

Мальчик по-взрослому повёл бровью. Но это осталось незамеченным. Плакса размышлял, глядя в раскалённую даль. “Возможно, он ничего не знает о Стиксе по причине немногочисленности прожитых лет...”

Ребенок вдруг тоненько засвистал, подобно маленькой экзотической птичке. Это продолжалось несколько секунд, а когда закончилось, Плаксе почему-то захотелось постепенно отстать от ребёнка, двигаясь всё медленнее и медленнее и, оторвавшись на значительное расстояние, припустить со всех ног прочь, подальше отсюда, к городу, к любимым многоэтажкам, кафе, метрополитену, утренним автомобильным заторам.

Влажная жара клубилась впереди над мостом. Заросли ив обрамляли берега реки этакой оправой черному агату вод.

Стайки резвых стрекоз запорхали кругом. Непонятно было, откуда они взялись в таком неимоверном количестве. Стрекозы были энергичны, но прямолинейны (не в смысле траектории, а в смысле какой-то общей непосредственности полета) и, присмотревшись, Плакса заметил среди этих крохотных вертолётиков нечто совсем иное.