Сквозь седые хребты

Он остановился и подумал о том, в каких условиях придется завершать строительство. Сколько еще времени понадобится при такой непредвиденной ситуации? По свидетельству прессы, сложные отношения складываются у России с Германией. Усиленно муссируются слухи о вероятности вооруженного конфликта. «Не утопия ли все затеянное социал-демократами? И как можно нарисовать картину ближайших десяти лет? Прогресс – да, но что такое принципиально новое переустройство общества?»

К железнодорожной насыпи подвозили свежие шпалы. Пахло смолой. Рабочие сгружали их с конных подвод и тащили наверх по скользкому глинистому склону насыпи. Из-под подошв скатывались по откосу маленькие камешки.

– Будем шить колею, покуда хватит крепежного материала, – сказал, подойдя ближе, десятник Никанор.

– Как с костылями?

– Запас есть. Правда, они не шибко качественные. Часто гнутся при зашивке.

– Кованых костылей остается совсем ничего, – объяснил Покровский. – Основная партия – литые, поступающие с базы из Таптугар. От кованых я решил вовсе отказаться. Изготовление их в местных условиях равно по затратам тому, что доставляется пароходами по Шилке. Литье – надежнее и прочнее. Да, Никанор, на базе в Таптугарах скопились рельсы, надобно переправить их сюда. Организуйте это дело.

– Так-то оно так, да поставщикам тоже выгода своя имеется. За кованые костыли подрядчик может выручить больше, – высказался десятник, принимая распоряжение инженера к сведению.

Покровский не ответил. С сожалением подумал: «Да, каждый волен искать собственную выгоду, а на общее дело, похоже, кому-то становится наплевать».

Когда обедали в зимовье, Куприян Федотыч рассказал о том, что на днях недалеко случился пожар.

– Что-то, говорите, сгорело? – переспросил Алексей.

– Заготконтора одного местного купчишки. Дом-то жилой, кажется, отстояли, а склад с пушниной подпортило огнем основательно.

– Тяжелый случай, – заметил Алексей, помешивая в миске горячую пшенную кашу, слегка сдобренную подсолнечным маслом.

– Пушной промысел, – продолжал старший десятник. – Скупка, перепродажа. Обычное дело для тутошних таежных краев. Коммерция, одним словом…

– А что за купец, позвольте полюбопытствовать?

– По фамилии Размахнин. Я об этой фигуре давно наслышан. Он раньше со старателями водился. В верховьях реки Амазар. Фартовая эта речка на золотишко…

– Добро сгорело, а что же с хозяином? – спросил Покровский. Он вспомнил, что слышал в гостях у Чохты эту фамилию. Старик тогда очень ругался.

– Хозяин, кажется, жив – здоров, – ответил Северянин, смахивая со стола хлебные крошки в ладонь и отправляя в рот. – Так что до бурных грядущих событий у этого купца «красный петух» успел прокукарекать…

– О каких событиях намек, Куприян Федотыч? – Покровский внимательно смотрел на Северянина.

Тот молча, разливал по кружкам горячий настой чаги из жестяного чайника.

– Вы, Алексей Петрович, что же, ни разу прокламаций не видывали? И в руках держать не доводилось? Впрочем, я знаю, что нет.

– Действительно, – ответил Покровский. – Не доводилось. – После паузы Алексей добавил: – Что? В них так и говорится: события ожидаются бурные, действительно, судьбоносные для России?

Куприян Федотыч пожал плечами.

– Ну, кто же прямо-то напишет? У этих господ агитаторов свой эзопов язык. Так сказать, из конспиративных соображений.

Покровский отставил кружку.

– Да, вероятно, не для дураков вся эта затея. И то, что пишут в бумаженциях, тоже не для них рассчитано.

– Не скажите, – прервал Северянин, – в этих, как вы изволили назвать, бумаженциях бесовщина кроется неимоверная, сила затаенная, способная повлиять на умы и сознание достаточно широких масс, не толпы, подчеркиваю, а масс. Чем-то еще обернутся для истории эти бумаженции? А то, что повсеместно идет политическая трескотня о необходимости другого пути развития российской действительности, кардинально измененного социал-демократами, я не считаю вполне нормальным, имеющим здравый смысл. По мнению агитаторов, завтра наступит уже новая светлая жизнь. А вчера и сегодня что было? Черная ночь, мраком покрытая?

– Хотелось бы все-таки понять смысл происходящего, вникнуть в суть этой самой революционной пропаганды.

– Изволите в марксистский кружок записаться? – не без доли иронии заметил Северянин.

– Полноте, дружище. Если по большому счету, выводы определенные вполне можно сделать по опыту потрясений, которые уже пережиты обществом. Вспомните девятьсот пятый год… Возможно, мы и недопонимаем, кто и зачем ведет борьбу?

– Или господа революционеры недопонимают окружающий мир, так?

Покровский подпер кулаком подбородок.

– Право, не знаю. Совсем не знаю. У нас цель одна – сдать участок железной дороги. Сдать в приличном исполнении. Вот что во благо России мы пока можем внести.

– И как именно это объяснить господам агитаторам из эр эс дэ эр пэ?