– Может, еще задержитесь? Еще кружечку чаю? – спросил Покровский старичка, заинтересовавшись такой обширной осведомленностью того на предмет заболевания, о котором шла речь.
– Премного благодарен вам за чай. Пора ехать. Дела, знаете, ждут нескончаемые по части медицинской. В Могоче тоже больных хватает, – опять поразжимал кулачки фельдшер. – К слову сказать, хорошо бы разыскать клюкву. Желательно обследовать близлежащие болотные места, где может встречаться клюква. Она тоже считается эффективным противоцинготным средством. А летом, разумеется, подходящ дикий чеснок-мангыр.
– До лета, господин доктор, дожить надо, – заметил Покровский.
– Понятно, что так, – согласился старичок, тщательно обматывая шею шерстяным шарфом и надевая большие мохнатые варежки, должно быть, вязаные из собачьей шерсти. – Потому хочу посоветовать постараться все-таки до тепла дожить и в летние месяцы заняться заготовкой полевого мангыра. В высушенном виде его тоже надо заваривать и затем жевать, запивая настоем. Впрочем, сгодится употреблять и без заваривания. Жевать, как табак, только не выплевывать.
При этих словах Алексей Петрович вспомнил, что еще в конце октября или начале ноября с Митрофаном наткнулись на замерзшее болото. На открытом месте ночная метель размела снег, обнажив на замерзшем насте в изобилии рассыпанные пунцовыми пятнышками ягодки. Не удержались, угостившись нежданными дарами природы. На вкус ягодки оказались кисловатыми.
– Митрофан! Доктора надо отвезти обратно до лазарета! – крикнул кучеру Покровский, расставаясь с любознательным медиком, который, несмотря на низкое докторское звание, являясь лишь фельдшером, имел широкий образовательный уровень. Скорее всего, за счет большой практики врачевания.
«Вот ведь кому можно бы доверить и читать лекции молодым студентам медицины, – подумалось вдруг Алексею Петровичу. – Ко всем прочим профессиям в этом крае с началом эксплуатации железной дороги потребуются еще и доктора. Суровые условия климата. Их-то человеку изменить не под силу. Надо просто самим создавать условия для нормальной жизни…»
Вспомнился и последний разговор со старым Чохты, когда был у того в гостях.
«Шибко болеть стали на „железке“? – спрашивал Чохты. – Плохо кушают. Мяса совсем, видать, не видят. Потому болеют. Как можно без мяса? Без хлеба можно. Без другого можно. Без мяса никак нельзя. Ружье есть? Порох, пуля есть? Почему мяса нет? Почему не охотятся? Тайга большая. Прокормит и тех, кто железную гать стелет. Совсем сил не станет. Что делать будет инженер Алеша и остальные русские начальники?»
Тогда старик тоже упоминал о запаренной в горячей воде хвое, которая хорошо помогает от цинги.
*
– Что скажете, ребята? Хватает ли еды? – вежливо спрашивал инспектор из Департамента по строительству железных дорог, войдя в так называемую кухонную часть барака, где за столами начинался обед. Часто рабочих кормили прямо у костров, чтобы не тратить время на ходьбу в поселок. Но сегодня, видно, день особенный. Привели на обед под крышу.
За инспектором следовали местные чиновники, несколько военных. Проверяющих замыкал ротмистр Муравьев. Инспектора интересовало все, начиная от условий быта и кончая техникой безопасности при строительных работах. Подробная заинтересованность связана с тем, что на последних заседаниях Государственной Думы из уст депутатов стала звучать информация о несносном положении узников Усть-Карской и Нерчинской каторг, о фактах мордобойства со стороны надзирателей, чрезвычайно тяжелых условиях содержания в холоде и голоде. Циркуляром сверху, поступившем в Нерчинское строительное Управление, было предписано проверять условия работы не только среди вольнонаемных, но и владеть ситуацией по задействованным на строительстве каторжанам, прибывающим с местных каторг.
Инспектор – долговязый мужчина неопределенного возраста. Сидевшее на носу с горбинкой пенсне придавало чиновнику в этой глухомани некую значимость.
– Не обижают ли здесь? – он медленно двигался между дощатыми столами, за которыми обедали люди. От горячих бачков поднимался пар. Инспектор приостановился, будто принюхиваясь.
– Прошу прощения, ребята, забыл пожелать приятного аппетита. Однако чувствую, кормят здесь совсем недурно.
– Извольте отведать? – поспешил с готовностью спросить проверяющего кто-то из сопровождавших.
– «Экая наглость», – подумал чиновник, но вслух вежливо отказался: – Нет-с, спасибо, мы только что-с отобедали. Так, я не услышал ответа. На мой вопрос.
Политические молчали. Только Иван Буров тихонько что-то прошептал соседу по лавке слева, невозмутимо черпавшему ложкой баланду:
– Еще немного, и он назовет нас товарищами. Мягко же стелет, да жестко спать…
В другом бараке, где содержались каторжники, обитатели-уголовники вели себя по-другому. Самые говорливые из них вступили в разговор: