Сквозь седые хребты

– Ни-ни, господин инспектор. Наши сторожевые не то, что нас, мухи не обидят, – то ли всерьез, то ли шутя, высказался за всех, пророкотав могучим басом, Гаврила Лыков. Здоровый и плечистый мужик с курчавой, кое-где с проседью бородой. Гаврила верховодил среди каторжников. Из своих тридцати шести лет десятка полтора, если вместе сложить, провел в неволе. По молодости угнал под Читой лошадь с повозкой. И пошло-поехало. Неволя, она ведь невольно затягивает оступившегося человека. Мало для кого в жизни бесследно проходит шаг через запретную черту.

Гаврила отпускал дифирамбы надзирателям, а те исподтишка показывали ему кулаки, от негодования широко выпучивая глаза. Насмехается, мол, нахал в присутствии высокого служебного начальства. А Лыкову хоть бы что. И инспектор, и вся сопровождающая его челядь остановились рядом. Внимательно слушали, будто впитывая, сказанную им информацию, принимая ее к сведению. А Гаврила, тщательно вылизав и отложив ложку, словно вел переговоры.

– Нам бы, господин инспектор, харчей трошки прибавить.

– Что так? Вот давеча в соседнем бараке политические мне докладывали, что питание вполне приличное.

– Так то ж политические. Они нехай агитацией да прокламацией остаются сыты.

Грохнул дружный хриплый смех. За спинами комиссии заулыбались и надзиратели. Только у вахмистра Лукича лицо оставалось злым и строгим. Инспектор снял пенсне. Долго протирал его чистым накрахмаленным платочком.

– Что касается продовольствия, ребята, то меня заверили, запасы его будут непременно пополнены. Включат и дополнительные виды продуктов. Например, свежемороженую рыбу. Отведаете ушицы-с.

– И на том спасибо. Благодарствуем, господин инспектор, – за всех опять отвечал Гаврила, слегка поклонившись своим могучим корпусом, оставаясь сидеть за столом.

Инспектор засобирался, как видно, уходить. Похлопав по карману, вытянул за длинную цепочку часы. Щелкнув металлической крышкой, глянул на циферблат.

– Поговорили бы еще, ребята, да дела торопят…

– Приезжайте почаще, – тот же голос неугомонного Гаврилы. – Есть на свете люди добрые. Есть, кому за нас слово замолвить, заступиться, – гудел его бас после того, как проверяющий и его свита покинули барак каторжников.

– Ка-ан-чай обед! – раздалась команда старшего надзирателя.

– Лукич, имей совесть, – возмутился Гаврила. – Покуда гутарили с господином хорошим, не успели трапезу закончить.

– А тебе, Лыков, я сейчас конкретно дотрапезничаю, – старший надзиратель поднес к носу упрямого и говорливого арестанта кулак. – Много болтать научился. Запанибратничал рас твою так.

– Так, я ж ничего такого лишнего, Лукич?! Я ж, наоборот, леща вам пустил.

– Молчать, я сказал! Рас твою так!! – совсем побагровел от злости старший надзиратель.

– Понял. Все! Ша! – Лыков прижал квадратные ладони к груди. Повернул лохматую голову влево и вправо: – Команды не слышали? Господину вахмистру два раза повторять?

Каторжники с шумом стали вставать из-за столов, громыхая пустой оловянной посудой.

…После посещения арестантов комиссия проследовала к рабочим-железнодорожникам, то есть к вольнонаемным. А нерчинский чиновник, оторвавшись под каким-то предлогом от инспектора, заглянул в путевую будку Северянина.

– Что, господин старший десятник? Пережидаете, когда закончится комиссионный обход?

– Увы, такой порядок, что проверяющие в последнее время стали обходить объекты без нашего сопровождения. Обследуют нынче что? Условия быта? Даже мимо каторжан не прошли мимо. Знать, что-то изменилось в нашей державе, покуда мы эту дорогу строим…

– Да бросьте вы, бросьте! – махнул рукой чиновник, присаживаясь на табуретку. – Вы здесь газет не читаете, что ли? Ведь посылаем же вам прессу?

Северянин промолчал, думая о своем.

– Вы мне вот что скажите, – продолжал чиновник по-свойски. – Арестанты жалуются на питание.

– Уголовные?

– Да.

– Ну, эти всегда ноют и баламутят. Котловое довольствие на трассе равное для всех. И уголовных, и политических, и вольнонаемных строителей. Мы за этим следим. Иначе люди обессилят. Как можно с доходягами строить железную дорогу? Единственная разница, что рабочие-то могут прикупать продукты на выдаваемое жалование. Кстати, в последнее время его стали все чаще задерживать. Еще доложу вам, что именно у вольнонаемных, а не подневольных налицо все признаки цинги.

– Что вы говорите? Цинги? – удивился чиновник.

– Цинги, – утвердительно качнул головой старший десятник. – Интересно, что на это скажет господин инспектор из Департамента? Ему ведь в Петербурге отчет давать.

– Э-э, любезный. Что скажет, что скажет. Да нас же с вами и обвинит. Вы что, первый месяц на трассе? А в столицу и отпишет так, как ему выгоднее. Потому и по участку передвигается без сопровождения. Без, извините, нас с вами…

…С Покровским Северянин встретился к вечеру, когда Алексей Петрович вернулся с объезда участка.