Следствие не закончено

— Давно я собирался повидаться с вами, товарищ Чивилихин, и лично поблагодарить за сына, да все дела, а вернее сказать — заседания. Хоть леи на штаны нашивай, чтоб не протирались. Может, чайку с дорожки?.. Ну, ну, расскажите, как это вы такого героя воспитали, Ефим Григорьевич?..

«Смотри, даже отчество знают», — подумал польщенный таким приемом Чивилихин и, решив пока что не расстраивать приветливого человека жалобой, сказал:

— Не один я растил, а и вы — партия, как говорится, наша.

— Тоже верно, — согласился Коржев. — Жаль, что не все родители так рассуждают. Но ничего, постепенно всех подтянем, Ефим Григорьевич, до вашего уровня… У вас, кроме Сергея Ефимовича, еще детки имеются?

— А как же — дочь Настасья, тысяча девятьсот двадцать второго года рождения.

— Тоже, наверно, передовая девушка? Активистка?

— Да, уж не знаю, как и обозначить ее, дочь свою, — неопределенно протянул Ефим Григорьевич, а про себя подумал: «Сейчас я тебе расскажу про эту активистку».

Но Коржев предупредил намерение Чивилихина:

— Так и должно быть. Знаете старинную поговорку: яблочко от яблони далеко не падает.

— Вот именно, — поддакнул Ефим Григорьевич, но тут же сообразил, что при таком обороте он, жалуясь на Настю, может уронить в глазах райкомовцев и свое родительское достоинство. Решил еще немного повременить с неприятным разговором.

Вскоре кабинет наполнился людьми. Собиралось бюро райкома с активом по подготовке к весеннему севу. Коржев представлял Ефима Григорьевича всем прибывающим, и все его поздравляли. А толстенький, плешивый и благодушный начальник земотдела сказал:

— Мы с женой, поверите ли, даже позавидовали вам. Родятся же такие дети на утешение родителям!

«Вот это люди — как полагается», — подумал даже разомлевший от приветливых слов Ефим Григорьевич и хотел было уйти, чтобы не мешать. Но Коржев предложил ему остаться послушать сообщения директоров МТС. Ефим Григорьевич согласился и просидел рядом с начальником райземотдела на диване все заседание, длившееся почти три часа. Впрочем, ему не было скучно. Во-первых, льстило, что он присутствует на важном совещании самых ответственных людей района, а во-вторых, он в последнее время считал себя одним из передовых деятелей своего колхоза и то, что говорилось, наматывал себе на ус, чтобы при случае козырнуть у себя в Новожиловке осведомленностью.

Кроме того, пока шло заседание, Ефим Григорьевич выпил шесть стаканов чаю и на крыльцо райкома вышел распарившийся и благодушный. На вопрос Евтихия, удивленного столь долгим пребыванием Чивилихина в кабинете секретаря, ответил скромно:

— Кое-какие текущие мероприятия обсуждали. — И, покосившись на Грехалова, закруглил разговор фразой, понравившейся ему в выступлении Коржева: — Все хотят возглавлять, а ведь надо кому-то и работать. Руками двигать надо, дорогие товарищи!

— Да, да, да, — поспешно согласился Евтихий и пошел вслед за Ефимом Григорьевичем к розвальням. Уже усаживаясь, спросил, как бы между прочим, без интереса: — А как насчет вашего дела? Поговорили?

— Стану я о пустяках разговаривать в таком месте!.. Кто отец Настасье — Коржев или я?

— Безусловно, вы.

— В этом и весь разговор!

Уже подъезжая к Новожиловке, Ефим Григорьевич принял окончательное решение — не наказывать непокорную дочь, а лишь рассудительно, по-отцовски с ней побеседовать. Он был уверен, что Настя утром, боясь его гнева, укрылась где-нибудь у соседей, а сейчас трепетно поджидает его возвращения домой.

Но Ефим Григорьевич ошибся.

Дома его поджидали вдова Антонида и Клавдия Жерехова. Они пришли еще засветло, привели в порядок избу, истопили печь, обиходили корову, а сейчас сидели обе за шитьем и вели неторопливые женские разговоры.

— Кабы Настя меня так понимала, как я ее, — говорила Антонида, подшивая к платью басочку. — А то она, глупая, думает, что я поперек дороги стану, своим подолом счастье ей загорожу.

— Есть, значит, к тому причина, Антонида Петровна, — Клавдия, не поднимая от шитья головы, взглянула на вдову, но, увидав, что та бросила шить и повернулась в ее сторону, вновь прилежно стала накладывать стежки.

— Не дай тебе бог узнать такой причины, Клаша! — У Антониды от неожиданно накатившейся злой слезы заблестели глаза. — Да легче до сорока лет в девках просидеть, чем в тридцать безмужней бабой остаться! Ну, кому я нужна такая?.. Молодому разве что побаловаться, а старику… На кой черт они мне сдались, тот же Ефимка… Тьфу!

Клаша тоже оторвалась от шитья, с изумлением взглянула на Антониду.

— А зачем приучаешь к себе?

— Кого?

— Да хоть бы и Ефима Григорьевича. Или…

— А зачем меня бог бабой сотворил? — Антонида обеими руками сдавила свою тугую грудь. Но, увидав смущение на лице Клавдии, и сама смутилась оттого, что сказала девушке такие слова. Снова низко склонилась над шитьем. Обе на некоторое время усердно занялись работой.

— Сергей-то тебе пишет? — вновь нарушила молчание Антонида.

— Нет. Забыл небось.

— С чего же это у него память отшибло?

— Гордые, видно, они, герои, — отозвалась Клавдия почти шепотом.

Антонида вновь оторвалась от шитья. Заговорила громко и сердито: