Слепящий нож

– Ты ни в чем не виновата. Сигнал не сработал, но его сделал я. Мы слишком долго полагались на то, что все пойдет гладко. Что-то должно было произойти. Ты тут ни при чем.

– Я была вам нужна, а меня не было. Когда эта девушка, Ана… Мне не следовало уходить! Я так сожалею, мой господин!

В этом Марыся была права: если бы она оказалась в его постели, когда Гэвин ее желал, все сложилось бы совсем иначе. Но он был готов отвечать за свои поступки. Никто не принуждал его бросать девушку с балкона.

«О чем ты вообще думал? Просто хотел вышвырнуть ее из своей комнаты? Чтобы напугать? Или твой гнев с самого начала предполагал убийство?»

Наверное, все это уже неважно. Девушка мертва; здесь уже ничего не поделать.

– Ты ни в чем не виновата, Марыся, – повторил Гэвин. – Виноват я. Ты была мне хорошей служанкой, хорошей подругой, хорошей спутницей. Но теперь я хочу, чтобы ты поскорее ушла, чтобы тебя не завалило, когда здесь все рухнет.

Ее брови в смятении взлетели вверх:

– Мой господин! Вы так добры! Умоляю вас…

Гэвин фыркнул:

– Добрый господин уже давным-давно дал бы тебе вольную. А я боялся того, как ты можешь распорядиться своей свободой, и поэтому держал тебя при себе. Мой дух мелочен и подл. Господин, который так боится действий своих людей, что лишает их возможности выбора, недостоин того, чтобы ему служить. Однако ты служила мне верно, несмотря на мои недостатки. И за это, Марыся, я тебе благодарен. Пожалуйста, отнеси эти два плаща в мою потайную комнату и после этого уходи. Возможно, мне больше не удастся прийти сюда в одиночестве. Возможно, мне больше вообще не удастся сюда прийти и вместо меня придет кто-нибудь другой. Когда это случится, тебя здесь не должно быть.

– Господин… – жалобно вымолвила Марыся, всплеснув руками. Такой беспомощной он ее никогда не видел.

Гэвин открыл шкаф, начертил себе подставку под ноги – из желтого люксина, поскольку синий он больше не мог извлекать.

– Передай Кипу: мне жаль, что так получилось. А Каррис скажи… Нет, этого ты, наверное, не сможешь… Ладно, Марыся, прощай!

Он шагнул в шкаф и закрыл за собой дверцу.

Из-за дверцы до него донеслись всхлипывания женщины, хотя она и старалась сдерживаться.

Гэвин сдвинул служившую полом крышку шахты, отыскал веревку и приладил ее к люксиновой доске. Спустя несколько мгновений он уже со свистом несся вниз, в темноту.

Оказавшись на дне, он ощупью отыскал на стене люксиновые факелы и взял себе один. Раньше он не мог ими пользоваться, потому что не хотел, чтобы желтый свет попал в камеру к его брату. Сейчас же, когда Дазен все равно сидел в желтой камере, это больше не имело значения.

Он отыскал пульт управления и потянул за рычаги, поднимая к себе желтую камеру. На то, чтобы она переместилась и повернулась нужной стороной, должно было уйти около пяти минут. Он построил камеры таким образом, чтобы его брат считал место, где располагалось окошко, самым слабым во всей конструкции, хотя на самом деле он специально укрепил эти места, сделав их прочнее остальных стен.

Гэвин использовал время ожидания, чтобы поразмыслить о приступе творческого гения, охватившего его, когда он сооружал эту темницу. Первую, синюю камеру он построил за месяц, а затем едва ли не год потратил на остальные. Насколько иным был бы мир, если бы он попросту убил брата и немедленно переключился на борьбу со Спектром и несправедливостями, творимыми этой организацией повсюду в мире? «Такая трата сил – ради одного человека!»

У него так и не хватило духу отпустить брата на свободу. И хладнокровно убить – тоже.

Медленно-медленно шарообразная камера показалась из темноты и не торопясь угнездилась на месте. В стене имелась заслонка, закрывавшая окошко, но Гэвин обнаружил, что смотрит на нее неподвижным взглядом, боясь отодвинуть.

«Смешно! Ты ведь пришел сюда, чтобы умереть. Ты пришел, чтобы выпустить своего брата на свободу. Это должно быть проще простого. Все кончено».

Его сердце протестующе колотилось в груди, и Гэвин подумал, что с ним может случиться приступ. Горло перехватило, на лбу выступила испарина.

Он отодвинул заслонку.

С другой стороны на него ринулся человек и врезал дубинкой прямо туда, где было его лицо.

Гэвин отпрыгнул и упал. Люксиновый факел в руках его брата врезался в окно и разбился, вспыхнув высвобожденным желтым люксином – «яркой водой». Однако пленник на этом не остановился, ему было недостаточно посмеяться над перепуганным Гэвином. С яростью бешеного волка он снова набросился на окно, нанося люксиновым факелом удар за ударом, пока деревянное древко не треснуло и не раскололось в его руках.

– Будь ты проклят, ублюдок! – выкрикнул пленник. – Я убью тебя и всех, кого ты любишь! Я оторву твою гребаную голову и засуну ее тебе в задницу!

Гэвин встал, отряхнулся и вставил свой люксиновый факел в скобу на стене.