Мистер Билли провел девяносто дней в тюрьме. Это его несколько отрезвило, но никак не повлияло на висевший на нем долг, о котором, правда, никто, кроме него самого, не знал. Домой он вернулся, поджав хвост, но восстановить разрушенную семью было уже невозможно. Если девочка родилась на свет с пустотой в сердце, которую может заполнить только отец, то сердце Элли закрылось навсегда. Миссис Элеанор была сыта такой семейной жизнью по горло. Мистер Билли переехал в один из домиков на территории их гостиницы и оттуда помогал жене вести бизнес.
Официального развода не было, но я сомневаюсь, что между супругами сохранились хоть какие-то теплые чувства.
Эти события и переживания по их поводу вбили клин в отношения между мной и Бобби. Мы очень быстро начали понимать, что мир, в котором мы живем, ценит рыцарей, штурмующих замки. Они получают за это в награду прекрасную даму.
Бобби был обычный мальчишка, такой же, как и все мы. Ему тоже страстно хотелось быть рыцарем. Просто это было ему не дано. И когда он делал попытки хоть чего-то добиться, ему быстро напоминали, как позорно он облажался и каких блестящих успехов достиг я. Я сравнивал себя со всеми. Он себя ни с кем не сравнивал. Я постоянно старался «быть лучше, чем…». Бобби старался быть «вместе с…».
В 1964 году на экраны вышел рождественский мультфильм «Рудольф, красноносый северный олень». Он прекрасно иллюстрировал нашу жизнь.
Я был тем самым молодым олененком, демонстрировавшим другим оленятам, как высоко я умею прыгать и насколько я храбр в драках. «Ну, давай, попробуй… ну, попробуй… ну, подойди…» Бобби, напротив, оказался изгнан на Остров Негодных Игрушек[10]
.Бывало, лежа ночью, я слушал, как Бобби плачет во сне. Мы, конечно, были очень разными, но одно объединяло нас – боль гнездилась у нас обоих в самом сердце. Я лечил свою лекарством состязаний. Скоростными автомобилями. Напускной храбростью.
Бобби лечил свою воздержанием от насилия. Между тем пропасть между нами продолжала расти. Бобби завел дружбу с местными ребятами. Отверженными, которые приняли его в свою среду.
Я же начал встречаться с девушкой.
Глава 14
Слава «Голубого торнадо» гремела по всему западному побережью Флориды более шести десятков лет. Стены ресторана были увешаны фотографиями Элли и ее матери со знаменитыми актерами. Держа путь из Калифорнии в Европу, те останавливались перекусить в «Голубом торнадо» и прогуляться по пляжу, который большинство туристических журналов окрестило самым красивым в США.
Въехав на парковку, я обнаружил, как сильно все изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз. Ресторан выглядел так, словно он не работал вот уже несколько месяцев. Заколоченные окна и двери, выцветшая и облупившаяся краска и полдюжины знаков «Вход воспрещен». Все это вместе взятое свидетельствовало о том, что Элли уже не подает посетителям восхитительные морепродукты и вряд ли будет это делать в ближайшее время. Мы с Роско обошли вокруг – один внимательно вглядывался, второй принюхивался, но, кроме нескольких следов, ведущих мимо ресторана к пляжу, не обнаружили никаких признаков жизни.
Пунктирная линия ржавых гвоздей – вот и все, что осталось от пятидесяти с лишним скамеек для пикников, которые когда-то стояли на верандах. В полу отсутствовала пара досок, и в зияющих дырах виднелся песок. Глубокие отпечатки – единственное, что напоминало о шестидесяти креслах-качалках, которые в свое время стояли вдоль всей передней веранды, чтобы как-то облегчить томительное ожидание, длившееся в среднем около двух часов. Из потолочных балок одиноко торчали ржавые крюки с проушинами, на которых когда-то болтались качели. Окно выдачи было забито листом фанеры, на котором кто-то написал голубой краской из баллончика-распылителя: «Не входить! В нарушителей будут стрелять!» Заглянув в боковое окно, я с удивлением обнаружил, что кухня пуста и из нее вывезено все оборудование. Либо украли, либо распродали. Не осталось ничего. Ни холодильника. Ни плиты. Ни раковины. Ни гриля. Лишь болтались обрубленные вытяжные трубы. Лохматая электропроводка. Обрезанные водопроводные трубы. На противоположной стороне кто-то пробил в кухонной стене дыру такой величины, что в нее запросто мог бы въехать грузовик.
Я вернулся в свой мотель, расположенный примерно в миле оттуда.
В окна моего номера на втором этаже задувал приятный морской бриз, и из них на несколько миль в обоих направлениях открывался великолепный панорамный вид на побережье. На ужин мы с Роско разделили упаковку венских сосисок, банку сардин и пачку соленых крекеров. В девять часов я вытащил кресло на балкон, приставил его к стене рядом с кондиционером, сел, закинул ноги на перила и стал созерцать волны, бившие о берег внизу подо мной. Я настроил радиоантенну, постарался уменьшить помехи и попробовал набрать ее номер, но сигнал был слишком слабым. Пройдет несколько минут, и он станет сильнее. В Калифорнии еще только шесть часов. Я проверил сахар, вколол несколько кубиков инсулина и прислонился затылком к бетонной стене.