Слезы небес

Я набрал номер студии. Мой личный номер сработал. Сюзи ответила, и ее голос совершил путешествие длиной в три тысячи миль.

– Джо-Джо! Привет! Как дела?

Не желая разбудить Элли, я вышел на улицу и закрыл за собой дверь.

– Трудно сказать, Сюзи.

– С тобой все в порядке? – в ее голосе слышалась неуверенность.

– Последнюю пару дней я бы так не сказал.

– Хочешь об этом поговорить?

– Не то чтобы очень.

Она уже хорошо изучила меня и знала: подталкивать меня бесполезно. Вместо этого она сменила тему.

– Что там сказал твой врач?

– Что со мной все в порядке.

– Из чего следует, что ни у какого врача ты не был. Я права?

– Отчего же, был.

– Но он предложил провести какую-то процедуру, а ты тянешь резину.

– Я нормально себя чувствую.

– Кроме тех моментов, когда ты чувствуешь себя неважно.

– Но уже гораздо лучше.

– Ты по-прежнему грызешь свой антацид, как шоколадное печенье?

– Сейчас уже меньше.

– Сколько штук в день?

– Не помню, не считал…

– А если честно?

– Штук пятнадцать-двадцать.

– Джозеф, это ненормально. Ты должен обратиться к специалисту.

– Ну почему, когда кто-то хочет сказать мне что-то серьезное, он непременно должен назвать мое полное имя?

– Просто мы пытаемся завладеть твоим вниманием, ты же упираешься.

– Хорошо, я передвину это на несколько строчек выше в моем списке неотложных дел.

– Джо-Джо?

– Да, Сюзи.

– Расскажи мне что-нибудь из того, что ты помнишь. Что-то хорошее.

Перед моими глазами возникла картина.

– Когда-то у меня был друг. Он всегда прикрывал мне спину. Вытащил не из одной хреновой ситуации. По утрам мы с ним пили кофе. За столиком на берегу Южно-Китайского моря. Он закуривал сигарету и клал ее на стол между нами, чтобы ее дым отгонял комаров. Когда мы заканчивали наш кофе, он оставлял на столе пустые чашки и говорил: «До завтра».

– Почему?

– Потому что никакой гарантии не было. Только надежда.

Наверно, было в моем голосе что-то такое, что она не стала терзать меня новыми вопросами.

– Может, что-то поставим?

– Давай. Я не против.

– Что-то конкретное? Какую песню?

– В те времена у группы Grand Funk Railroad была одна хорошая песня.

– Доброй ночи, Джозеф.

– И тебе, Сюзи.

– И, Джо-Джо?

– Да.

– До следующего раза.

Я дал отбой и улыбнулся. Сюзи завершила свою передачу песней «We’re An American Band»[15].

В полночь я все еще сидел спиной к дивану, вытянув ноги к камину, и не сводил с Элли глаз. Как будто почувствовав на себе мой взгляд, она пошевелилась и открыла один глаз. Ее рука обвилась вокруг меня, а ее пятка потрогала мою ногу. Нечто подобное делает виноградная лоза.

– Мне приснился сон, – прошептала она спустя пару мгновений.

– Правда? И о чем?

– О тебе.

– Ты уверена, что это был не кошмар?

– Ты был молод, – улыбнулась она. – И тебе было больно. – Элли посмотрела на меня. – Ты был ранен. – Она помолчала. – Это правда?

Я кивнул. Ее рука скользнула мне под рубашку, и ее ладонь легла на мою грудь.

– В тебя попали пули?

– Да.

– И сколько раз?

– Даже не знаю. Они попадали во всех.

– Хотя бы назови примерное число.

– Много.

– Это не число.

– Я потерял им счет.

– У тебя есть шрамы?

Я кивнул.

– Покажешь их мне?

– А стоит ли? Ты уверена, что захочешь их видеть?

– Покажи.

Я приподнял рубашку.

Левое плечо.

– Пуля.

Грудная клетка справа. Длинный шрам.

– Штык.

Спина.

– Шрапнель.

Длинный шрам слева вдоль шеи.

– Нож.

Правое бедро.

– Пуля меньшего калибра.

Я натянул рубашку.

– Есть и другие, но они под брюками.

– Ты получил Пурпурное сердце?

– Да.

Она дотронулась до тех мест на моем теле, которые я ей только что показал.

– За все это?

– Да.

– Сколько?

– Честное слово, не помню.

– Сколько?

– Тем из нас, кто отбарабанил там несколько лет, было наплевать на медали. Нам хотелось одного – поскорее вернуться домой.

– То есть ты был ранен большее число раз, чем получил медалей?

– Ну да. Но так было со всеми в моем подразделении. Медали нужны тем, кто протирал штаны в Штатах. На фронте для нас было куда важнее остаться в живых.

– И где теперь твои медали?

– Понятия не имею.

– Ты серьезно?

– Я про них не думаю.

– А ты хотел бы их вернуть?

– Зачем?

– Чтобы помнить.

– Лично я предпочел бы забыть все то, что они олицетворяют. – Я несколько минут помолчал. – Наверно, это трудно понять, но там все было не так, как это показывают в кино. Ты даже не представляешь, что это такое. Это навсегда оставляет на человеке печать.

Элли наклонилась ниже. За последние несколько часов второй половины дня и вечера границы личного пространства каждого из нас незаметно исчезли, улетели в окно. Даже если Джейку когда-то и удалось накинуть аркан на сердце Элли, теперь оно вновь было свободно. Ей было приятно быть рядом со мной, а мне – рядом с ней. Что, с другой стороны, вселяло в меня тревогу, стоило мне подумать о завтрашнем дне. Сжевав несколько таблеток антацида, я был вынужден признать, что не единственную.

– Почему ты постоянно их ешь? – спросила она.

– Скорее всего, по привычке.

– И когда это вошло у тебя в привычку?

– Еще когда я пил.

– А почему?

– Начались желудочные кровотечения.

– У тебя была язва?

– Не знаю.

– Как это понимать – ты не знаешь?

– Я ни разу толком не обследовался.

Элли села и нахмурилась.