Сломанная кукла

– Деймон? – шепчу я, пытаясь найти какие-то подсказки в выражении его лица.

– Да, – отвечает он на ломаном английском, – это латынь. Ты Мэдисон?

– Нет, мне просто нравится ею притворяться и пользоваться привилегиями богатой девчонки.

Я не могу удержаться от сарказма. Его лицо остается совершенно неподвижным, и, кажется, моя шутка не производит на него никакого впечатления. Он серьезен и очень сух.

– Это шутка, – невозмутимо отвечаю я, когда тишина становится неловкой.

– Шутка? – Он словно пробует слово на вкус. – Что значит шутка?

Наклонив голову, я сужаю глаза.

– О чем ты?

Кажется, с ним что-то не так, и я чувствую подступающий к горлу страх.

– Non fueris locutus sum valde bonum… – начинает он, и я в замешательстве втягиваю воздух. Он замечает мое недоумение и тут же останавливается. – Извини, я хотел сказать, что плохо говорю по-английски.

Это многое объясняет, но в то же время делает все сложнее.

– Хорошо, – медленно отвечаю я. – Какой твой родной язык?

Возможно, это испанский. Боже мой, я так надеюсь, что это испанский, потому что я хорошо его знаю.

– Латынь.

Черт.

Потирая лоб, я качаю головой.

– Я ни хрена не понимаю на латыни. Хорошо.

Я поднимаю на него взгляд, выражение его лица все так же напоминает потерянного щенка, который изо всех сил пытается что-то сказать, но умеет только лаять. Я почти чувствую его разочарование и напряжение.

– Ты, – я указываю на него, – приходи ко мне в мою комнату через пятнадцать минут. Здесь небезопасно.

Он кивает.

– Номер?

– Нет, я на золотом этаже. Я не знаю, что именно написано на моей двери, но я повешу это… – Я вытаскиваю из кармана листок бумаги. – …на мою дверь. Хорошо? Ты меня понял?

Кажется, он обдумывает мои слова, а потом кивает.

– Да, я понимаю.

Господи. Боже. Мой. Конечно, сейчас моя единственная возможность что-то узнать – это говорить только на гребаной латыни.

Опять этот чертов язык.

Кивнув, я отправляюсь обратно в свою комнату, осознавая, что пострелять на этих выходных мне вряд ли удастся.

Ходя взад и вперед по комнате, я жду прихода Деймона. Прошло сорок минут с назначенного времени, и я начинаю терять терпение. Бесконечные телефонные звонки уже превратились в фоновую музыку, пока я наконец не сдалась.

– Ох, черт возьми!

Подойдя к тумбочке, я беру телефон и подношу к уху.

– Что?

– Какого хрена, Мэдисон! Где, черт возьми, тебя носит? – рычит Бишоп в трубку.

– Я уехала. Вернусь завтра вечером.

– Ты не ответила на мой вопрос!

– К счастью, я не обязана отвечать ни на один из твоих сраных вопросов!

Раздается стук в дверь, настолько слабый, что, если бы Бишоп не прекратил рычать мне в ухо двумя секундами раньше, я бы его пропустила. Я иду к двери и открываю ее, встречаясь глазами со стоящим на пороге Деймоном.

– Мне пора, – говорю я в трубку.

– Извини, что опоздал, – бормочет Деймон, проходя в комнату.

– Кто это, черт возьми? – Бишоп орет мне в ухо.

– Это… Я не могу объяснить прямо сейчас, так что просто подожди, пока я вернусь домой.

– Клянусь, черт возьми…

Я бросаю трубку и выключаю телефон, сытая по горло криками Бишопа. Обернувшись, улыбаюсь Деймону.

– Извини за это.

Он сидит на стуле напротив моей кровати, выпрямив спину, его руки упираются в бедра. Выражение его лица остается прежним, а его глаза не отрываясь следят за тем, как я медленно иду и сажусь на край своей кровати.

– Итак, – начинаю я, не зная, с чего стоит начать. – Как мы собираемся общаться, если ты говоришь на латыни?

Я задаю себе этот вопрос чаще, чем ему.

– Здесь ты в опасности. Ты должна уехать.

Что ж, неплохое начало.

– Я поняла, – шепчу я, глядя ему в глаза. – Но почему? И почему ты мне помогаешь?

Он качает головой, его глаза стекленеют.

– Знание – не сила. В этом мире знание может быть оружием или причиной.

Он встает со стула и идет ко мне, останавливаясь прямо у изножья кровати. Возможно, слишком близко, но почему-то я не чувствую дискомфорта. Он берет меня за руку, и я замираю, не до конца привыкнув к его присутствию, но, опять же, не ощущая никакого дискомфорта.

Прижав руку к его груди, я смотрю на него, мое сердце бешено колотится.

– Что это? – спрашиваю я, качая головой.

– Ты тоже это чувствуешь? – отвечает он так тихо, что у меня перехватывает дыхание.

Слишком долгое общение с бесчувственными придурками заставляет меня особенно ценить мужчину, у которого нет проблем с проявлением своих чувств. Если это именно то, что он сейчас делает.

– Да, – отвечаю я, не пытаясь и не желая лгать или отрицать его слова.

Я изо всех сил вытягиваю шею, чтобы видеть его как можно более ясно.

– Кто ты?

– Я плохой человек.

Я смеюсь. Не хочу, но смеюсь.

– Я знаю плохих людей, Дэймон. Ты не из их числа.

– Только ты видишь свет там, где другие видят тьму, Мэдисон.

Покачав головой, я убираю руку.

– Может быть. Но я тоже вижу тьму, Деймон. И я не вижу ее в тебе.

– Потому что она спрятана в моей душе, – отвечает он, отступая на шаг.

– Кто ты? – снова шепчу я, вглядываясь в его прекрасные черты.