Смертельный рейс

– Чего ты паникуешь! – попытался приободрить его Пивоваров и наклонился к зажатой ноге. – Сейчас тебя освободим, накормим, костерок разведем. Посмотрим, что с ногой, перевяжем. Это я с парашютом прыгал, мой аварийный набор тю-тю! А у тебя вон за спинкой кресла все цело. И медикаменты, и ракетница. Сделаем тебе костыль и потопаем. Куда нам теперь спешить? Неделю будем идти, две недели. Вдвоем все веселее. И два ствола у нас, охотиться будем. Вон мясо еще есть копченое. Сам коптил!

Алексей говорил, а сам пытался ковырять металл, пытался согнуть его, чтобы освободить ногу. Он догадался, что Боровиков ничего не чувствует. Его нога нечувствительна. Плохо, очень плохо! Возился он почти два часа, прежде чем ему удалось освободить ногу. Но когда Алексей выпрямился, смахивая пот со лба, то увидел, что Сашка потерял сознание.

Сосновский провел рукой по стволу ели и посмотрел вверх. Туда, где кроны взмывали в голубое небо, где раскинули они свои лапы, как зеленые крылья. Воздух был чистый, насыщенный, с легкой примесью прелости. «Как же здесь легко дышится, – подумал Михаил. – А я все по городам, по столицам. Хотя нет, вот уже год, как Платов вытащил нас из подвалов Лубянки, приходится теперь шататься и по лесам, и по озерам».

– Ну все, пошли назад! – строго приказал охранник с автоматом.

Вдохнув поглубже, Сосновский пошел назад, к землянке, в которой его держали вот уже второй день. Поверили или нет? А этот Николай человек не простой, опытный. Его просто так байками не убедишь, не обманешь. Хотя нет, он не разведчик. Скорее матерый диверсант, который умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Долго он не сыграет, проколется. А вот на короткий промежуток времени вполне может надеть чужую личину. Но для диверсанта и не нужна способность вживаться и приспосабливаться. Ничего, переиграю и этого. Я в Берлине с СД в кошки-мышки играл, а тут какая-то харбинская эмиграция, которая долгие годы варилась в собственном соку и вынашивала свои далекие от реальной жизни планы. Что РОВС, что организация русских фашистов – это вам не вражеская разведка, для этих главная цель – собственное существование, важно выглядеть хорошо в собственных глазах. Теоретики хреновы!

Николай вернулся поздно вечером. Сосновский сразу же, по одному только движению, начавшемуся в маленьком лесном лагере, понял, что произошло что-то важное. Всхрапнули лошади, послышались возбужденные голоса. Потом быстрые уверенные шаги, властный голос, отдающий приказы.

Михаил поднялся на своей лежанке, потом сел и натянул сапоги. Надо быть готовым к любому развитию событий. И лучше не оказаться застигнутым врасплох, босиком. Даже на расстрел босиком как-то неудобно идти. Унизительно.

Дверь со скрипом отворилась, вошли двое охранников. Один принес и поставил на стол керосиновую лампу. Пошелестел спичками, зажег фитиль. Сосновский прищурился от яркого света. Молодцы, стекло лампы держат в порядке, не закопченное. Дисциплина. Или редко пользуются, а это означает, что здесь редко кто ночует. Все в делах, в разъездах. Может, и база эта липовая? На тот случай, если я запомню место и наведу сюда оперативников, а тут никого не окажется. И такое возможно.

– Все, оставьте нас, – приказал знакомый голос.

Николай был одет по-городскому, только брюки заправлены в яловые запыленные сапоги. Бросив на стол кепку и распахнув пальто, он уселся на вторую лавку и посмотрел на Сосновского оценивающе, будто пытался понять, к чему готов пленник – к разговору по душам или к смерти?

– Ну вот что, Михаил Юрьевич. Если вы говорили мне правду, то нам такой человек, как вы, и сотрудничество с вашей организацией необходимо и даже полезно. Если вы лгали, если вы сотрудник НКВД, то узнали вы здесь слишком много, и оставлять вас в живых нельзя. Это вам понятно?

– Разумеется, – кивнул Сосновский. – В логике вам не откажешь.

– Устроить вам проверку здесь и сейчас я не могу. Выходить на контакты с вашим руководством в Москве нет времени. Там все снова завязнет во взаимном недоверии, обмене доказательствами. Сейчас время играет против нас.

– Время всегда на стороне одного игрока, – согласился Сосновский. – Но именно в нашей ситуации оно против и нас, и вас. Что вы предлагаете?

– А вы? – тут же отреагировал Николай.

– У меня к вам претензий не было, я вас не искал и на контакт с вами выходить не намеревался. Какие же могут от меня исходить инициативы? Они с самого начала шли от вас. Вам и предлагать.

– Не нужно антимоний, – нахмурился Николай. – Вам собственную жизнь спасать надо. И у вас, я полагаю, есть задание от вашего московского руководства. Так что инициативы должны быть взаимными. Но я согласен, что вы пленник, у вас в переносном смысле руки связаны. Я помогу вам в надежде, что польза будет взаимной.

– Я так понял, что ваш шеф здесь и он дал добро на мою вербовку? – с усмешкой спросил Сосновский.