Смысл жизни человека: от истории к вечности

Уровень добродетели может рассматриваться как переход от бытового к бытийному, как наиболее сложный для рефлексии план совестных проявлений, отражающих взаимодействие существования и сущности человека. Этика альтруизма, по-видимому, и пытается охватить этот план существования морали. Здесь так же, как в перфекционизме, в центре внимания стоит духовная составляющая жизни (гедонизм базируется на природной, утилитаризм – на социальной компоненте жизни).

Высшие ценности этики альтруизма (человеколюбие, сострадание, милосердие) могут быть рассмотрены с точки зрения конкретизации перфекционистской этики: «Идеал милосердной любви признан в качестве высшего совершенства в христианско-европейской культуре».749

Об отличиях «принципа совести» от «принципа совершенства» уже сказано, частично это применимо и к альтруизму, хотя его ценности трактуются в свете задачи совмещения должного и сущего: любовь не только то, к чему нужно стремиться, но и то, что есть, имманентно человеческой природе. И все же она здесь несет на себе отпечаток идеала, подспудно мыслится невозможность его полной реализации на Земле. Идеал любви этически достоверен, прежде всего, как норма; его реальные воплощения пугают неполнотой, обусловленной невозможностью растворить всего себя в другом – любимом. Трагедия любви, распятой между бытом и бытием, объясняется действительностью несовпадения этих уровней существования человека, чем восстанавливается дилемма сущего и должного.

На наш взгляд, методологическая напряженность и неустойчивость позиции альтруистической этики определяется не борьбой эгоизма и альтруизма непосредственно, а фактом онтологической автономности «я» и «ты», каждого человека. Последним субстратом морального отношения является метафизически самостоятельный и экзистенциально уникальный человек, при этом слышащий весть Абсолюта о полноте жизни, в которой он не будет одинок. Здесь можно сослаться на слова М.М.Бахтина: «Считаем нужным напомнить: жить из себя, исходить из себя в своих поступках вовсе не значит еще жить и поступать для себя… Я-для-себя – центр исхождения поступка и активности утверждения и признания всякой ценности, ибо это единственная точка, где я ответственно причастен единственному бытию…».750

Аналогичный взгляд мы встречаем у А. Швейцера: «Этическое начало способно зародиться лишь в индивиде».

Движение к единству с жизнью, с другими людьми – ответ человека на абсолютную весть; ответственность диалогически связана с совестью, будучи онтологическим состоянием напряженной осознанности участного отношения к миру. По Бахтину, каждый человек наделен своим «избытком видения», который открывается только ему с его единственного места в бытии; проблема долга, таким образом, формулируется как внутренняя обязанность осуществить свое предназначение, претворив его в жизнь ответственным поступком. Для совести нет ничего страшнее безответности, так как она бессмысленна вне сферы человеческой реакции на нее: положительной или отрицательной.

Ответственность, как считал психолог С.Л.Рубинштейн, является воплощением истинного и принципиального отношения к жизни, связанного с осознанием всех последствием содеянного и …несделанного, упущенного. Вне сопоставленности ответственности с совестью, с ее призывом к определенному поступку вина в несделанном представляется бессмысленной. Индивидуальный план ответственности выделяет К.А.АбульхановаСлавская: «Смысл жизни как ответственность за ее осуществление, за ее способ связан с потребностью и способностью самостоятельно, на свой страх и риск, строить и осуществлять ее. Ответственность возникает при осознании, что ход твоей жизни зависит от тебя, что ты один на один со своей жизнью…».751

Ответственность не просто «принадлежит» индивиду, но и конституирует его целостность: «Что же гарантирует внутреннюю связь элементов в личности? Только единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней».752