— А как ты думаешь? — щёлкает он переключателям на взрывателе, возвращая его в положение «Выкл.» — У нас преимущество, но только численное. Качественное — на стороне Астматика. Даже если наши не испугаются, и все способные держать оружие мужики выйдут против его головорезов — прольётся столько крови, что не дай Бог! Хоронить замучаемся… У Астматика бригада человек шестьдесят. У нас боеспособных мужиков две сотни наберётся. Из них реально воевать умеют человек пятнадцать-двадцать. Это мало. Очень мало. Мы, конечно, отобьёмся, наверное… Но какой ценой?
— И что ты предлагаешь?
— Ударить первыми. Это же, по сути, маленькая война. А война говорит нам о том, что тот, кто бьёт первым, как правило, получает преимущество. А если бьёт внезапно — то колоссальное!
— И куда ты думаешь ударить? Точнее когда?
— Неее… — как-то жутковато улыбается Иваныч. — Главный вопрос — где?
— Ну, и где?
— У них же дома. Надо устроить диверсию.
— Совет одобрит?
— А ему нужно знать?
— Не знаю… — чуть растерялся я. — Я как-то уже привык, что всё коллегиально решается…
— Коллегиально — это, конечно, прекрасно. Но, сейчас эта коллегиальность может нас погубить. Совет — это простые люди, как ты или я. Со своими страхами, сомнениями… Почти все — нормальные, желающие процветания и добра себе и своим соседям, желающие, чтобы станица жила и развивалась. Но страх и сомнения есть в каждом. А ещё человек до последнего верит в лучшее. Верит, что всё обойдётся, что все невзгоды пройдут стороной! Но мы-то понимаем, что это не так, верно? Потому, надо сделать так, как надо, а потом, будь, что будет…
— А почему ты именно мне об этом говоришь?
— А потому, что у тебя выбора особого нет. Ты — заложник этой ситуации. Так что, кому как не тебе?
— Логично. Так, что делать-то нужно?
— После совета всё обсудим. Скажи — своих поднять сможешь?
— Батю и Серёгу — наверное.
— Хорошо, — довольно кивает староста. — А я думаю, подключу пару-тройку наших опытных ребят. Ну и Лешего, само собой. Он, кстати, первым и предложил подорвать их, к чертям собачьим. Ладно, пошли, совет скоро соберётся. Ещё обо многом нужно подумать…
Я едва могу протиснуться сквозь толпу окружившую стол, за которым, уже по традиции, в тёплое время года, заседает совет станицы. Весь двор и вся прилегающая территория окружена встревоженными людьми. Теперь это уже не заседание группы представителей… Теперь это своеобразный референдум.
— Я, так понимаю, все собрались? — с трудом усаживаясь на скамью, подпираемую сзади станичниками, вопрошает Иваныч. — И, как я понимаю, не только совет…
— Нас это тоже касается! — нервно выкрикивает кто-то из толпы.
— Да я, что спорю? — как-то отрешённо бурчит староста, окидывая взглядом тревожные лица членов совета. — А Яша где? — интересуется он, недосчитавшись Будницкого.
— Хрен его знает, — озираясь на окружившую стол толпу, рычит Леший.
— Давайте без него! — доносится безликий женский голос.
— Ну, раз станица просит… — разводит руками Иваныч.
— Не томи! — бросает «Табакерка». — А то мы всё по слухам да по слухам! Чего «Астматик» сказал?
— Да на хер его слать! — кричит кто-то из толпы.
— Сказал, что завтра в три приедет, — не обращая внимание на выкрики, начал Иваныч. — Говорит, тех, кто быков его положил выдать, а ещё «Кулибина»…
— «Кулибина»-то, за что?! — раздались негодующие возгласы.
— Согласен со станичниками, — кивнул Спиридон. — За что?
— А вот спроси у него… — съюлил староста.
— Чтобы пахал на него! — выкрикнул кто-то, тоже, как и я, до недавнего времени, не догадывающийся что «Кулибин» вовсе не «он».
— Не дело это, — скривился «Шрам». — Хер ему по самые гланды!
— Поддерживаю, — глухо, потупив взгляд, высказался Леший.
— Ну, я думаю, — снова взял слово Иваныч, — вопрос только один — отдать им на верную смерть Игоря, — кивает на меня, — и «Кулибина» в рабство, или же вспомнить о том, что мы свободные люди?
— Хрен этому бандюге! — загудел кто-то глубоким басом. — Я этих ублюдков сам бы пристрелил! Они давно выпрашивали!
— Правильно! — поддержал его кто-то. — Двоих порешили и остальных порешим!
— А если не порешите?! — раздался женский голос. — Что с нами, с детьми будет? Мы тут причём?
В толпе начинала разгораться полемика. Во взгляде членов совета читалось самое разное. У кого-то откровенный испуг, у кого-то злоба, у кого-то смятение, граничащее с паникой, а у кого-то апатия. Точнее, этот кто-то, сейчас уставившийся перед собой пустым взглядом — это я. Чувствую, на левое плечо ложится чья-то рука. Через секунду чувствую тяжесть и на правом. Оборачиваясь, вижу отца по одну сторону, Кристину — по другую. Чуть сзади, участливого машет рукой Серёга, плотно зажатый меж толпы, а потому, делающий это весьма комично. Этот чуть веселит. Совсем чуть-чуть…