Снизу вверх

— А что ежели на счетъ Пузырева, такъ ужь ты оставь попеченіе, — сказалъ вдругъ Исай. — Ужь я ему такую штуку впущу, что по гробъ жизни!…- прибавилъ Исай гнвно.

Михайло равнодушно спросилъ, что онъ намренъ сдлать, но Исай говорилъ какими-то догадками.

— Я такого ему перцу подсыплю, что не забудетъ меня! — повторилъ Исай съ величайшимъ и неожиданнымъ озлобленіемъ.

Михайло не сталъ больше спрашивать. До работъ осталось немного времени, а ему хотлось спать, глаза его слипались. Онъ легъ и сейчасъ же заснулъ, пригртый теплотой горячей печки.

На другой день Исай былъ совсмъ не тотъ. Видъ у него былъ мрачный и таинственный. Велъ онъ себя непонятно. Утромъ онъ привезъ только дв бочки воды и больше не хотлъ. Лошадь бросилъ, а самъ слъ на кучу соломы и мрачно озирался по сторонамъ. Когда рабочіе требовали воды, онъ еще больше насупился, но когда т стали надъ нимъ шутить, онъ улыбался… но не шевелился съ мста. Всмъ стало забавно. Исай гнвался! Разв можетъ Исай гнваться?

Когда вода вся вышла, многіе бросили работу и стали разговоры разговаривать, больше всего насчетъ Исая. Ни одного изъ приказчиковъ на мст не было; но вдругъ показался на телжк самъ хозяинъ. Вс повскакали съ мстъ и усердно засуетились. Пузыревъ, по обыкновенію, началъ брюзжать… «Тихо длали»… «мало сдлали»… Рабочіе единогласно заявили, что воды нтъ. «Отчего нтъ?» — «Исай не везетъ». — «Гд онъ, мошенникъ?» — «Да вонъ сидитъ на солом…» Пузыревъ накинулся на Исая, обозвалъ его всми ругательными именами и приказалъ ему сейчасъ хать. «Ишь, лнтяй! Катается на солом и хлопаетъ глазами! Очумлъ ты, что-ли?» Исай медленно поднялся съ мста и двинулся къ лошади исполнить приказаніе, сердито почесывая спину.

Пузыревъ тотчасъ же ухалъ, въ полной увренности, что водворилъ порядокъ. Но Исай, лишь только телжка хозяина скрылась изъ виду, опять прислъ на солому и мрачно обводилъ глазами присутствующихъ. Поднялся хохотъ. «Что съ тобой, Исай? — спрашивали у него нкоторые, — не желаешь больше воду возить?»

— Н-да! не желаю!… Будетъ! повозилъ! Теперь хочу разсчитаться… такой дамъ разсчетъ ему, что и капиталовъ его мало будетъ!

— Все у него возьмешь? — хохотали рабочіе.

— Все. — Исай говорилъ съ мрачною серьезностью. Нкоторые изъ рабочихъ подсли къ нему и стали спрашивать, что все это значитъ? Но онъ бормоталъ что-то непонятное. Наконецъ, ни слова не говоря, всталъ съ соломы и отправился по направленію къ городу.

Для всхъ рабочихъ было такъ забавно и чудно все это, что работы сами собой прекратились. Пошли разговоры, смхъ, разспросы, что сдлалось съ Исаемъ, что онъ задумалъ? Разспросы сперва были шуточные, потомъ серьезные… Стали догадываться, припоминать слова Исая… и вдругъ одинъ, съ чрезвычайнымъ волненіемъ, прошепталъ:

— А вдь это, ребята, онъ хочетъ подпалить Пузырева!

Вс остолбенли.

— Какъ подпалить?

— Да такъ… одно слово — поджечь…

— Ты какъ знаешь?

— Да ужь врно. Безпремнно подпалитъ.

Неизвстно, откуда узналъ это рабочій, — можетъ быть, самъ Исай сболтнулъ, — но ему поврили и умолкли. Большинство чувствовало какую-то панику; боялись слово сказать. Потомъ, какъ бы по знаку, бросились по мстамъ и принялись за работу. Когда пришелъ къ ямамъ одинъ изъ приказчиковъ, то замтилъ только, что каждый дятельно занимается своимъ дломъ. Но все-таки воды не было. Рабочіе одинъ по одному стали требовать воды, жалуясь на то, что Исай бросилъ лошадь, бочку и самъ ушелъ неизвстно куда. Приказчикъ только хлопалъ глазами отъ удивленія. Вмсто того, чтобы послать одного изъ рабочихъ за водой, онъ сталъ разспрашивать, куда двался Исай, куда онъ пошелъ, что сказалъ. Ему со всхъ сторонъ стали дуть въ уши невроятныя вещи. Тотъ же догадливый малый, который за полчаса передъ тмъ разсказалъ о намреніяхъ Исая, теперь нсколькими намеками объяснилъ, что Исай хочетъ подпустить краснаго птуха… Вслдъ за тмъ приказчику со всхъ сторонъ вразъ говорили. Одинъ ругалъ Исая, другой хвалилъ Пузырева, третій подавалъ совтъ, что длать, гд поймать Исая; большинство же рабочихъ да разныя манеры старались показать, что они во всемъ этомъ нисколько не виноваты, а даже, напротивъ, очень уважаютъ Митрія Иваныча. Приказчикъ до того поглуплъ за нсколько минутъ, что молча хлопалъ глазами, слушая то того, то другого. Наконецъ, кто-то посовтовалъ ему дать знать хозяину.

Приказчикъ побжалъ.

Въ дом Пузырева также поднялось смятеніе. Пузыревъ самъ бросился въ полицію. Полиція немедленно отрядила двухъ городовыхъ отыскать Исая. Примты слдующія: волосы темнорусые, глаза темносрые, носъ обыкновенный, подбородокъ правильный, платье фабричнаго покроя, особыхъ примтъ не имется. Изъ участка Пузыревъ поскакалъ домой, но такъ растерялся, что не зналъ, что дальше длать.

Только одинъ Михайло не участвовалъ ни въ одной изъ этихъ сценъ. Ему казалось, что онъ видитъ какой-то глупйшій сонъ. Онъ стоялъ поодаль ото всхъ. У него сжалось вдругъ сердце отъ того одиночества, которое внезапно охватило его. Онъ подошелъ къ одной изъ кучекъ рабочихъ.

— А вдь это, братцы, нехорошо, — сказалъ онъ. — Можетъ, все это неправда! Можетъ, вотъ этотъ дуракъ навралъ!