Снизу вверх

Только утромъ на другой день онъ проснулся. Солнце жарило ему въ спину, во рту были у него земля, песокъ, щепки, а внутри жгла жажда. Едва поднявшись на ноги, онъ увидалъ, что лежитъ недалеко отъ кирпичныхъ сараевъ, на пустыр; онъ не могъ припомнить, какъ сюда попалъ, да и не до того ему было. Измученный, онъ тихо поплелся къ городу. По дорог ему казалось, что онъ вотъ сію минуту упадетъ и умретъ, — такъ онъ обезсиллъ и страдалъ. Но все-таки онъ безостановочно двигался, желая во что-бы то ни стало дойти до Митрія Иваныча. И кое-какъ дошелъ. Еле-еле взобрался по ступенькамъ крыльца, отворилъ дверь въ корридоръ и наткнулся на «самого». Исай упалъ на колни и умолялъ дать ему испить.

— Бога ради, Митрій Иванычъ!… Дай мн на похмлье! Горитъ все нутро…

Хозяинъ былъ такъ пораженъ неожиданною встрчей, что лишился языка. Во мгновеніе ока сбжались вс домашніе, неспавшіе цлую ночь, прибжали нкоторые работники: и вс съ удивленіемъ смотрли на Исая.

— Дай, пожалуйста, Митрій Иванычъ, стакашикъ… Чистая смерть!.

— Хозяйка, поднеси ему, — приказалъ Пузыревъ, еще не оправившійся отъ изумленія. Жена принесла графинъ съ водкой. Исай выпилъ и попросилъ еще стаканчикъ. Ему еще дали, дали также закусить, и нтъ-нтъ Исай оправился.

Хозяинъ даже не ругалъ его. Онъ пошелъ въ участокъ и упросилъ пристава прекратить дло, потому что «Исайка, подлецъ, въ пьяномъ вид на себя наболталъ»; только просилъ посадить его сутокъ на двое въ кутузку, чтобы вытрезвился.

Исая отвели въ кутузку.

Михайло больше не видалъ его. Въ тотъ день, — это была суббота, — когда Исай пребывалъ благополучно въ кутузк, Михайло разсчитался съ кирпичными сараями, зашелъ на квартиру Исая за узелкомъ съ вещами и очутился опять на томъ берегу, гд встртился съ водовозомъ нсколько мсяцевъ назадъ. Что ему длать? Куда идти? Этого онъ пока не зналъ, но настроеніе его было радостное. Бросивъ кирпичные сараи, онъ физически ощущалъ, что вылзъ изъ какой-то темной и душной ямы. Передъ нимъ была рка. Не долго думая, онъ раздлся и бросился въ воду. Купанье на него еще сильне подйствовало. Онъ почувствовалъ въ себ силу, энергію, желаніе борьбы, жажду счастья и находился въ томъ состояніи переполненія, когда хочется кричать, прыгать, хохотать. Деревенскій бднякъ, не имвшій въ громадномъ город ни пріюта, ни средствъ, онъ былъ въ эту минуту проникнутъ жизнерадостнымъ чувствомъ освобожденія. Онъ смотрлъ на небо, на рку, на городъ. Недавно онъ еще не зналъ, чего ему нужно. Теперь зналъ — воли! И онъ думалъ, что на земл нтъ ничего лучшаго. И врилъ, что онъ боле не продастъ ее. Уходя съ берега въ городъ, онъ сосредоточенно улыбался.

IV

Игрушка

День былъ великолпный, солнечный, теплый, какъ часто передъ наступленіемъ осени; небо глубокое, воздухъ чистый и неудушливый. Все это придало взволнованному юнош необычайную бодрость. Михайл никуда не хотлось идти искать работы въ такой необыкновенный для него день. Ощущеніе жизни было такъ сильно, мысль для него была такая поразительная, что онъ въ величайшемъ возбужденіи шагалъ по направленію къ городу и, придя быстро въ средину его, ходилъ по улицамъ, площадямъ и базарамъ, нигд не останавливаясь.

Ему казалось, что онъ открылъ глубочайшій секретъ жизни. Воля! Какъ это онъ прежде не догадался, чего ему надо? И какъ люди не знаютъ, что лучше всего ни бломъ свт? Смотря на идущихъ и дущихъ людей по улицамъ, онъ радовался до глубины души, что онъ держитъ секретъ, который вотъ тутъ, подъ ситцевою рубашкой, лежитъ у него, а они не нашли и не знаютъ его. Ахъ, дураки!

Михайло таскался по базару, наполненному всякимъ бднымъ людомъ. Зайдя въ мелочную лавочку, чтобы купить трехъ-копечный поясокъ, онъ пожаллъ толстаго, одутлаго лавочника, который сидитъ вотъ въ этой нор всю жизнь, сидитъ вчно и вчно думаетъ только о томъ, какъ бы нажить еще пять копекъ барыша, во не догадывается, жирный дуракъ, что есть кое-что лучше, нежели пятакъ, Въ лавчонк вс вещи старыя, дрянныя, грязныя, засиженныя мухами, но лавочникъ вчно смотритъ на нихъ… и какъ ему, должно быть, скучно среди этой норы, набитой старою ерундой! Михайл посл этого сейчасъ же пришло въ голову, какъ скучно вообще всмъ людямъ, которыхъ онъ видитъ; они никогда не длаютъ того, что хотятъ, и живутъ всегда такъ, какъ имъ не хочется, потому что они не знаютъ секрета.