Собрание сочинений. Том 1

И вдруг он снова стал начальником МУРа, взглянув на часы:

– Ого, рабочее время уже вот-вот подходит, а нам кое о чем забывать нельзя, – взял телефонную трубку. – Дежурный по МУРу? Это ты, Костя? По моим сведениям, из Полтинника вчера отправили в Литературный институт уведомление на имя директора о пребывании студента Евтушенко на исправительных работах по указу за мелкое хулиганство. А дело-то липовое. Нам пришлось вмешаться. Мелочовка, а жизнь человеку испортить может. Надо изъять письмо из утренней почты на Тверском бульваре, 25. Литинститут.

Через час письмо было в моих руках.

20–24 декабря 2013

Предисловие

к первому изданию в России полного текста «Преждевременной Автобиографии»

1. Искренность не всегда истина

Это про меня?! Это про меня, который после первого класса в Москве еще в 1941 году успел постоять на крыше своей 254-й школы с ведерком песка и лопатой, чтобы тушить немецкие зажигалки, а потом после эвакуации на станции Зима пел раненым в госпитале и плясал на коллективных свадьбах новобранцев, уезжающих на фронт?! Это про меня, чья мама, незнаменитая певица, дошла с нашей армией до Пруссии и потеряла голос, исполняя песни под дождем и снегом, а иногда под шальными пулями? Это про меня, который торговал папиросами-«гвоздиками», вернувшись в Москву, а в день Победы просто раздавал их на Красной площади? Может, я что-то не понял? Нет, это было напечатано черным по белому в газетах. Это про мою-то «Автобиографию»? «Сибиряк в нашей стране – это человек, который стоит на передовых советских позициях, а не подвизгивает нашим врагам». Г. Марков – «выступление на пленуме СССР»; «…он оказался предателем, работающим на потребу бульварной публики…» – секретарь Ломоносовского райкома комсомола М. Ракитин на совещании творческой молодежи 9 июня, газета «Северный Комсомолец», 1963. «За сребреники, которые Евгений Александрович получил в Париже, его теперь сравнивают с Иваном Александровичем Хлестаковым. Мне вспоминается образ из романа «Молодая гвардия» – Евгения Стаховича, двойником которого был скользкий хлюпик Почепцов. Считаю, что поступок Евтушенко пахнет не хлестаковщиной, а стаховщиной», – поэт Владимир Федоров., «Лит. Россия» 12 апреля, 1963.

Сейчас, в 2014 году, для меня было непросто принять, наконец, решение перепечататать слово в слово на родине «Преждевременную автобиографию», когда-то обошедшую весь мир, но тем не менее не напечатанную у нас полностью, если не считать огромного числа самиздатовских копий. «Эрика» берет четыре копии», как тогда пел Галич. За распространение моей «Автобиографии» исключали из партии, комсомола, из университетов, научно-иссследовательских институтов, увольняли с работы, но тем не менее ее читали и читали. Ее поносили хором почти все наши газеты за то, что она угождает буржуазным вкусам, унижает собственный народ и его завоевания. Особенно постаралась тогдашняя «Комсомольская правда». Название статьи само говорило о содержании: «Куда ведет хлестаковщина». Она была издана потом отдельной брошюрой «Во весь голос. 1200 откликов на одну статью» массовым тиражом, с добавленными негодующими отзывами читателей, из которых только лишь двое осмелились меня защитить. Единственной газетой, выступившей против этой травли, была рабочая многотиражка «Металлургстрой» в Новокузнецке, где работал еще не знакомый мне поэт Владимир Леонович, и oн был незамедлительно уволен. А травля все разгоралась.

Во время скандала с «Автобиографией» А. И. Солженицын позвонил мне и сказал, что слышал о стихотворении, написанном мной о нем, и хотел бы его получить. Напечатать это стихотворение тогда было уже невозможно. На него уже тоже нападали. Там были такие строчки:

Мужество сражаться в одиночествемного выше мужества в строю.

Но, придя в нашу с женой Галей маленькую квартиру на Амбулаторном, он первым делом деловито вытащил из сумки защитного цвета, похожей на противогазную, школьную тетрадь с конспектом Солженицына не по моей вине нелегальной «Автобиографии», испещренной пометками, восклицательными, но и вопросительными знаками. Он сказал, что «Автобиография» ему в целом показалась весьма интересной, но что он хотел бы о многом со мной поспорить. Я взглянул на его комментарии, но, даже не делая этого, догадался бы – о чем они. Конечно, он был против моей романтизации Октябрьской революции и Ленина. Но в одном мы сходились – в том, что надо сказать народу всю правду о преступлениях сталинизма, чтобы ничто подобное никогда не повторилось. Я остановил Александра Исаича и сказал, что не стоит тратить времени на дискуссию о моей «Автобиографии», ибо партийные нападки на мою искреннюю, но наивную исповедь грубо, но поучительно разрушили все мои иллюзии и о Ленине, и о революции. Я сказал, что я вернусь к моей автобиографии и доработаю ее.