Сосульки виснут по карнизу.Туманны парки и строги.Водой подточенные снизу,сереют снега островки.Я вижу склоны с буроватой,незащищенно-неживой,как будто в чем-то виноватой,той, прошлогоднею травой.Она беспомощно мешает,хотя бы тем, что не нова,а в глубине земли мужаетдругая – новая трава.Она не хочет опасатьсяи лета красного не ждет,и первые ее посланцыломают головы о лед.Вся как задор и упованье,она возьмет, возьмет свое,но будет шагом к увяданьюпобеда первая ее,но и ее судьба обманет —всему на свете свой черед.Она пожухнет и обвянет,на землю ляжет и умрет.И вновь права, как пробудитель,но лишь до времени права,над ней взойдет, как победитель,другая – новая трава…8 сентября 1957
Охотнорядец
Он пил и пил один, лабазник. Он травник в рюмку подливал и вилкой, хмурый и лобастый, колечко лука поддевал. Он гоготал, кухарку лапал, под юбку вязаную лез, и сапоги играли лаком, а наверху – с изящным фраком играла дочка полонез. Он гоготал, что не разиня, что цепь висит во весь живот, что столько нажил на России и еще больше наживет. Доволен был, что так расселся, что может он под юбку лезть. Уже Россией он объелся, а все хотел ее доесть. Вставал он во хмелю и силе, пил квас и был на все готов, и во спасение России шел бить студентов и жидов.8 сентября 1957
Не умещаясь в жестких догмах,передо мной вознесенав неблагонравных, неудобныхсвятых и ангелах стена.Но понимаю, пряча робость,я, неразбуженный дикарь,не часть огромной церкви – роспись,а церковь – росписи деталь.Рука Ладо Гудиашвилиизобразила на стенелюдей, которые грешили,а не витали в вышине.Он не хулитель, не насмешник.Он сам такой же теркой терт.Он то ли Бог, и то ли грешник,и то ли ангел, то ли черт!И мы, художники, поэты,творцы подспудных перемен,как эту церковь Кошуэты,размалевали столько стен!Мы, лицедеи-богомазы,дурили головы господ.Мы ухитрялись брать заказы,а делать все наоборот.И как собой ни рисковали,как ни страдали от врагов,богов людьми мы рисовалии в людях видели богов!22 сентября 1957, Тбилиси