Читаем Собрание сочинений. Том 2. Биография полностью

Д.: Он его открыл, открыл и, так сказать, как бы поставил на него ставку — и выиграл.

Ш.: Поставил ставку. И он был тем человеком, который передал Маяковскому принципы левой живописи и помог ему создать его, Маяковского, новую поэтику, превращенную: что писать надо грубо… Вот эти первые манифесты, в них бурлюковский голос.

Д.: Ну, манифест они вообще составляли вместе[1056].

А если сегодня мне, грубому гунну…[1057]

Ш.: Да. Так что вот он такой человек. А брат его неинтересный[1058].

Д.: Не интересный?

Ш.: Не интересный. Но это вообще талантливый человек — [Давид] Бурлюк.

Д.: Но он, конечно, по своему типу в этой снобистской среде был больше своим.

Ш.: Больше своим, да, потому что он предприниматель. Он мог бы водить бродячий цирк (Дувакин ухмыляется.), понимаете, а тут водил Маяковского. Но он демократичен в этом отношении. Он едет, он приезжает в Крым, рисует картины все время, переезжает…

Д.: Трудящийся.

Ш.: Да, трудящийся, американский трудящийся, деляга, который никого не эксплуатирует, но… издает там «Свирель сабвея»[1059] и дерет с бедных американских русских по двадцать пять долла́ров за то, что он их печатает. Ну, он предприниматель. Ну вот, так что… <нрзб> небольшое.

А Хлебников… Хлебникова он уважал очень. И Хлебников его ценил. Когда он встретился с этим… Игорем Северяниным в Берлине, то Игорь Северянин у него попросил денег…[1060]

Д.: У кого? У Маяковского?

Ш.: Да. Маяковский дал ему, но мало, хотя <нрзб> Северянина. Они вместе работали. И Северянин не ноль, потому что, например, в Пастернаке есть Северянин, есть в этой… в этой домашности, вот этот «пруд как подзеркальник…»[1061].

Д.: «Прибой, как вафли, их печет»[1062]

.

Ш.: Да. Это Игорь. Это был человек, это был человек… Видите, у Маяковского сложные отношения с революцией, которая его сделала, которая его делала, а тот — маленький человек, маленькая душа… И если говорить по этому поводу, то вот вторые воспоминания Пастернака, они плохие[1063].

Д.: Да, обидные.

Ш.: Обидные. Почему? Прежде всего из‐за неправды, потому что он говорит то, что он не написал в первый раз[1064]. Потом. Настоящая история Пастернака, пастернаковского христианства следующая. Делали роспись храма Христа Спасителя…

Д. (удивленно): При Маяковском делали?

Ш.: Нет. При Пастернаке. И Пастернак, Леонид Пастернак…[1065] Ему: «Вы образы пишите… — сказали, — нам очень сложно, что вы это пишете там, потому что вы иноверец. А нам потом придется церковь святить специально».

Д.: Подождите-ка, ведь отец же его не был… он принял…

Ш.: Еврей.

Д.: Еврей, но крещеный.

Ш.: Его окрестили потому что он расписал.

Д.: Леонида?

Ш.: Леонида[1066].

Таким образом, это еврейское семейство, очень явно выраженное, с еврейской невежливостью к детям, с еврейской невежливостью, патриархальной: мама могла войти к сыну, не постучавшись, хотя у него сидят чужие… Ну а Пастернак делает свою биографию на Андрея Белого, на Марину Цветаеву, на русскую интеллигенцию, такую, которая… как бы сказать?.. снимает оригинальность своего происхождения. Он москвич, его… он эгофутурист… Бобров…[1067]

Д.: «Центрифуга».

Ш.: «Центрифуга», да.

Д.: Футуристы — это «Петербургский глашатай»[1068]

.

Ш.: «Петербургский глашатай», да.

Д.: «Центрифуга» — это что-то близкое к символистам[1069].

Ш.: Да. «Руконог». Но Пастернак, простите, это мое мнение… в нем есть нечто мещанское, как и у Игоря Северянина. Когда он пишет «Доктор Живаго», то когда он касается вопросов веры… Я, простите, родственник Иоанна Кронштадтского по материнской линии, и хорошо знаю Библию и Евангелие. Он там не был, он не знает, в чем дело. В конце концов, это либеральное христианство вне сект, и это для противопоставления большевизму ничтожно.

Д.: Это интересно.

Ш.: Это мое мнение. Понимаете, вот. Володя его очень любил.

Д.: Простите, ваш отец тоже крещеный?

Ш.: Мой отец крещеный, а мама, значит, была Сергеева, ее… она… бабушка — Сергеева, а мать… отец Бундель, сын пастора венденского, который украл у дьякона дочку, убежал в Петербург и сделался садовником Смольного института.

Д.: Это вы описывали, да…[1070]

Перейти на страницу:

Все книги серии Шкловский, Виктор. Собрание сочинений

Собрание сочинений. Том 1. Революция
Собрание сочинений. Том 1. Революция

Настоящий том открывает Собрание сочинений яркого писателя, литературоведа, критика, киноведа и киносценариста В. Б. Шкловского (1893–1984). Парадоксальный стиль мысли, афористичность письма, неповторимая интонация сделали этого автора интереснейшим свидетелем эпохи, тонким исследователем художественного языка и одновременно — его новатором. Задача этого принципиально нового по композиции собрания — показать все богатство разнообразного литературного наследия Шкловского. В оборот вводятся малоизвестные, архивные и никогда не переиздававшиеся, рассеянные по многим труднодоступным изданиям тексты. На первый том приходится более 70 таких работ. Концептуальным стержнем этого тома является историческая фигура Революции, пронизывающая автобиографические и теоретические тексты Шкловского, его письма и рецензии, его борьбу за новую художественную форму и новые формы повседневности, его статьи о литературе и кино. Второй том (Фигура) будет посвящен мемуарно-автобиографическому измерению творчества Шкловского.Печатается по согласованию с литературным агентством ELKOST International.

Виктор Борисович Шкловский

Кино
Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы