По всем неписаным уставам, Они при мне до одного, Как будто при солдате старом Награды и рубцы его.
Но среди писем, мной хранимых, Есть сокровенное одно, И я богаче всех халифов, Дороже золота оно.
В нем буковки подобье горлиц, Хоть в силу времени само Уж на изгибах чуть потерлось Неоценимое письмо.
Когда б прочли письмо вы это, Не поразило б вас оно, Оставленное без ответа Несправедливо и давно.
В родных горах души не чаю И, глянув времени в лицо, Я с запозданьем отвечаю Поэмою на письмецо.
2
Студентом был я, горский парень, Вдали от гор – земли родной, И осень на Тверском бульваре Листву кружила надо мной.
Хоть слушал лекций я немало – Учителям не всем внимал. Жил в общежитии сначала, А после комнату снимал.
Носил в то время пестрый галстук, Папаху кепкой заменил. Ложился поздно: звезды гаснут, А я еще не приходил.
Любил и мыслил не тщедушно, Достойный юности вполне. И до сих пор еще не чуждо Все человеческое мне.
К стихам друг друга мы бывали Всегда ревнивы и строги. Рождались на Тверском бульваре И настоящие стихи.
Теряться не в моей природе, Я тонких судей почитал, И сам в подстрочном переводе Стихи товарищам читал.
А над Москвою ветры дули И гнали облака не раз Оттуда, где жила в ауле Ходившая в девятый класс.
Мне помнится, что давним летом Мальчишки, как их ни моли, Ее дразнили и при этом В невесты прочили мои.
3
С прилетом ласточек в апреле, Когда письмо я получил, То все недавние метели От сердца словно отлучил.
Гляжу – конверт заклеен мылом, И от письма в преддверье дня Заветным – чем-то сердцу милым – Повеяло вдруг на меня.
И вспомнил, лишь взглянул на почерк, Я девочку в краю вершин, Ей в женихи когда-то прочил Меня мальчишка не один.
На марке штамп цадинской почты. Открыл конверт – и голова Вдруг закружилась оттого, что Вдохнул аварские слова.
Хоть девочка обыкновенно Меня приветствовала в них, Они звучали сокровенно – Слова простые из простых.
Она писала мне о школе И сообщала заодно, Что был сосед всю зиму болен, Но что поправился давно.
Слова письма как птичья стая. И я, взволнованный, прочел О том, что снег в горах растаял И первый дождь в горах прошел.
Потом перо ее, как ястреб, Над стаей строчек сделав круг, Из них – невычурных и ясных – Словечко вычеркнуло вдруг.
Лугов заоблачных кровинка – На радость сердцу моему, – С тремя листочками травинка Была приложена к письму.
Когда-то в поле у лесочка, Таков обычай наших мест, Я сердцевидных три листочка Срывал при «выборе невест».
Забава давняя. И вновь я Читал письмо, в котором мне Желала девочка здоровья, Хоть был здоровым я вполне.
Когда ж подписываться стала, Сорвалась капелька чернил И на две буковки упала, – Их словно камень придавил.
И кажется, я в том повинен И перед девочкой в долгу, Что, как ни силюсь, я поныне Поднять тот камень не могу.
Письму из горского аула Не много ль чести воздаю? О нет, оно перевернуло Всю душу грешную мою.
Под стук колесной перебранки Как будто ехал день и два И на каком-то полустанке Вдруг слез, шальная голова.
И мне в ту самую минуту Отрадную вручили весть. И я, чуть грустный, почему-то Решил в обратный поезд сесть.
И предо мной мелькали весны, Как будто сосны за окном. Себя и мальчиком и взрослым Я ощущал в лице одном.
4
Я, чувств не обижая прочих, Вернувшись к старому письму, Хочу воздать земную почесть Святому чувству одному.
Перо сжимая, отличусь ли, Душ человеческих связной? Я, помнится, об этом чувстве С полночной говорил звездой.
С крутого каменного склона Смотрел я молча в небеса, Пока две капельки соленых Не набежали на глаза.
И подмосковные березы, Как над Гунибом в вышине, Зеленокудры и белесы, О нем нашептывали мне.
Щемило душу чувство это, Но грусть светла моя была: А годы шли: то снова лето, То вновь зима белым-бела.
Не пленником досужей страсти И я по свету колесил, Но каждый раз из дальних странствий Одни раздумья привозил.
Смотрел с вершины Фудзияма На журавлей летящих я, Входил над Гангом в двери храма, Который стерегла змея.
Кормил я чаек в море Красном, По римским улицам ходил. И в Лувре я перед прекрасным Вздыхал и слов не находил.
Но весь я был во власти зова Родной отеческой земли. И откликался чувством снова, Что обостряется вдали.
То чувство жаркое от века Значенье крови обрело И гордо сердце человека Превыше славы вознесло.
Достойней нет авторитета, Оно всегда как высший суд, И пресвятое чувство это Любовью к родине зовут.
Как перед вечным и прекрасным Словами в воздух не стрелял, Так никогда беседам праздным О чувстве том не поверял.
И снилось мне, что ночь минула, Что первый луч сверкнул в ручье. Мне снилась девушка аула С кувшином полным на плече.
И словно оживали строки Непозабытого письма: Кипели горных рек истоки И зрела медленно хурма.
И вот уж строчка обернулась Дымком, что вьется из трубы, И узкой улочкой аула С колесным следом от арбы.
И поднимаюсь я на кручи И дую в тонкую свирель. И облака, сбиваясь в кучи, Клубятся рядом, как метель.
И вечер красною полоской Ложится на плечи высот. И снова мама с крыши плоской Зовет меня, зовет, зовет.