Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 2

Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate — «Оставь надежду, всяк сюда входящий» (шпал.), концовка надписи над вратами Ада в «Божественной комедии» Данте.

…коллективный портрет… –

перед стихотв. помещены шаржированные портреты трёх членов клуба – Шпуги, Богданова и самого Марра (см. илл. 2). Павел Порфирьевич Богданов встречается как адресат одного из писем Марра, см. раздел «Письма к Д.П. Гордееву».

Описание курорта Абастумана. НЦР, ед. хр. 175, л. 61. Об условиях жизни и порядках в Абастумани Марр писал в публ. далее рассказе о бухгалтере В.М. Петухове и в некоторых письмах к Д.П. Гордееву, хранящихся в НЦР. См. также отрывок из его письма жене от 18 июля 1928 г.:

«Более мерзкой и нездоровой дыры, чем Абастуман, я в жизни ие видел:

1) Ничего не достать.

2) Сплетничают. Про меня рассказывают, что я шулер, ничего не работал и так играл в карты, что отец изгнал меня из дома, после чего меня выгнали из всех учреждений. Недавно отец прислал мне письмо с проклятиями.

3) Погода омерзительна. Свинцовые облака и по временам гнусный дождь, гаже которого не видел. Солнца нет, облака настолько гнусны, что сюда, по-моему, следует ссылать не желающих выздороветь больных, а здоровых государственных преступников, которые сойдут с ума от тоски, глядя на окружающую погоду» (НЦР, ед. хр. 198).

<Василий Михайлович Петухов>. НЦР, ед. хр. 173, л. 1–7. По краям рук. оборвана, текст стёрт. Части текста, которые нам не удалось прочесть, предположительно восстановлены по маш. С.М. Марр (МИГ, ед. хр. 2, л. 108–116). Рассказ, связанный, очевидно, с воспоминаниями самого писателя и с историями других больных, в чём-то близок к описанию поездки в Абастумани, которое годом позже в своих письмах к жене оставил художник К.С. Петров-Водкин (за ознакомление с текстами его писем к М.Ф. Петровой-Водкиной и к А. Белому благодарим Е.Э. Пондину, сотрудницу Хвалынского худож. – мемориального музея К.С. Петрова-Водкина). Он находился на лечении в туберкулёзном санатории с июня по октябрь 1933 г., в круг его абастуманских знакомых вошли супруги Марр, а также с Т.Г. Херхеулидзе (о нём см. коммент, к стихотв. «На картину Херхеулидзе “Двайнйк”»). Приведём выдержку из его письма от 22 июня:

«Что за путешествие! Что за путешествие! Можно только посмеяться над моей судьбой, которая закинула меня в это чёртово логово, Абае-Туман, куда я попал в первый и, конечно, в последний раз в моей жизни (если только я не подохну здесь, среди его красот). Дорога из Тифлиса была отвратительна; для здорового человека она могла быть, пожалуй, и занятной. Представь себе ночь, никто не имеет понятия о направлении, о расписании поездов, и ни одна собака не вышла меня встретить на вокзал (мои 13 рублей за телеграмму пропали даром); было жарко, и первый раз после Питера я согрел свои кости. Один служащий Саратовского ГПУ, злой рок которого направил его также сюда, взял меня в спутники, и мы с ним выехали в 11 ч. ночи в Хашури <…>. Никто не мог объяснить, когда мы приедем в эту злополучную дыру, нам говорили: “Нымножко, нымножко, светать будет”.

Моё до гнусности грязное купе было вымыто нефтью и керосином для борьбы с паразитами, которые всё же продолжали свою работу. Мой военный спутник, долго путешествовавший до этого в твёрдых вагонах, испытывал теперь удовольствие давить их на себе. Одним словом, я чувствовал себя в своём купе как в керосиновой лампе. В два часа ночи я вылез в Хашури, чтобы пересесть в другой поезд на Боржом-Парк. Мы сели в открытый вагон вместе с крестьянами, погода была прекрасная. Один кавказец угостил нас в дороге очень хорошим вином (не то что в Пищетресте).

Местность до Боржома очень живописная, со всех сторон высокие горы, покрытые лесом. Я так устал, что глаза смыкались сами собой.

Наконец, из Боржома мы сели в автомобиль – невероятную дрянь для таких дорог, изрытых непрерывными дождями.

С каким удовольствием уехал бы я отсюда вместе с этим письмом; это моя ошибка и на этот раз, зачем я поверил обещаниям пьяницы» (ГРМ, ф. 105, ед. хр. 10, л. 43).