Из-за стены гремят бравурные аккорды, трофейный баян фирмы «Вельтмайстер» вовсю наяривает песню Матвея Блантера «Молодость». Командует баяном, то есть растягивает меха и жмет на кнопки сосед Сашки по коммуналке, военный инвалид Иваныч. Однако просто играть ему мало, Иваныч выпил и желает еще и петь. А поскольку человек он веселый и, несмотря на отсутствие левой ноги, даже озорной, слова он выбирает не самые благонадежные. Стена не может полностью заглушить его молодецкий баритон, который сейчас надрывается так, как будто до самого Кремля желает допеться:
Казалось бы, вполне советская песня, никакой крамолы, однако Сашка видит, как напрягается мать. Она Иваныча хорошо знает и знает, что ждать от него можно любой шалости. И шалость тут же является – уже в припеве. На мотив той же «Молодости» Иваныч продолжает драть горло.
– Алкаш несчастный, – злится мать, – ему-то терять нечего, а нам каково? А ну, как услышат, донесут? Ведь всю квартиру потом перетряхивать будут: кто слышал, кто не слышал, почему не сообщил куда надо…
Она сердито смотрит на Сашку: чего он тут сидит, уши развесил? Пошел бы лучше на улицу, погулял, и то толку больше.
Сашку два раза просить не надо, он живо обувается и выбегает из дома. На улице солнце ослепляет его, и пару секунд он стоит, ошалело щурясь. Впрочем, непонятно, от чего он больше ошалел – от солнца или от пения Иваныча, которое все крутится у него в голове, в особенности же – самодельный припев.
Песня эта переделана так, что поется в ней про юных пионеров. А он, Сашка, как и все нормальные советские дети, и есть не кто иной, как юный пионер. Выходит, то, что поет в своей песне Иваныч, это именно обращение к нему, как пионеру и даже, можно сказать, призыв.
Сашка не вчера на свет родился, дружки давно объяснили ему, откуда берутся дети. Но, кажется, в клятве юного пионера никаких указаний на этот счет нет. И уж подавно нет там инструкции, чтобы заваливать своих же товарищей, юных пионерок, на скамейку. Нужно ли говорить, как странно Сашке слышать подобные песни – пусть даже и в исполнении человека заслуженного, фронтовика, отдавшего ногу в борьбе с фашистской гадиной за торжество идей социализма во всем мире…
Но тут, однако, размышления его прерываются самым грубым образом. Погрузившись в раздумья, он не замечает, что его собственные ноги завели его в соседний двор, на территорию врага. Опаздывая в школу, он иногда пробегает здесь по утрам, когда народ идет на работу. В это время шпана обычно прячется по углам и такой пробег почти безопасен. Но сейчас, ближе к вечеру, это может оказаться чистым самоубийством. Может – и оказывается.
– Дяденька, дай десять копеек, – сверху вниз на него издевательски глядит вечный второгодник Василий Сумкин по кличке Рында. Что такое значит эта кличка, Сашка, конечно, не знает, да и не очень-то интересуется. Достаточно того, что шестнадцатилетний Рында наводит нечеловеческий ужас на всех окрестных подростков, да и взрослые стараются обходить его стороной.
Рында глядит издевательски, и сама просьба его издевательская: Сашка на голову его ниже, какой он ему дяденька? Он судорожно хлопает по карманам, отчаянно надеясь, что там найдется хоть какая-нибудь мелочь – откупиться. Рында известен своей жестокостью. Сам он, впрочем, не бьет, для таких целей при нем имеется малолетняя шпана – им, в случае чего, даже тюрьма не грозит по малолетству. Но малолетство в данном случае дела не облегчает, а наоборот, усугубляет, потому что шпана не чувствует ни меры, ни жалости, а дай им волю, может и вовсе искалечить клиента.
Денег, как назло, у Сашки нет ни копейки, вся мелочь осталась в других штанах. Рында, между тем, прищурясь, глядит на него. Что делать? Рвануть? Догонят, вон в трех шагах скамейку облепила шпана, все внимательно смотрят на него: кто с ухмылкой, кто презрительно. Таким только дай повод – затопчут, как слоны, одно воспоминание останется. А даже если и не догонят сегодня, доберутся завтра, послезавтра – когда-то же надо будет из дома выйти. И никто тут не поможет, никто не защитит. Все знают, что за шпаной и за такими как Рында стоят настоящие уголовники, люди страшные и беспощадные, им на ножи кого угодно поставить – раз плюнуть.
– Время тикает, – Рында, видя, что Сашка замер, парализованный страхом, решает его немного поторопить. – Срок прокуковал, теперь с тебя не десять копеек, а целковый.
– Рында, сейчас денег нет, я завтра принесу, – ноет Сашка, надеясь отдалить расплату. – Завтра принесу, честное пионерское!