Солдаты без оружия

Об этих событиях, происшедших совсем недавно, невольно вспоминал Ориф, стоя у костра Кучкарбая. Глядя на капризного эгоиста, он не мог не сопоставить его с Нурматовым и мысленно снова и снова убеждался в справедливости сказанного там, в медпункте, Харитонову: да, действительно, дорого стоят и нравственная стойкость, и твердость убеждений.

Неожиданно Ориф обратился к Хакимче:

— Иногда скверный поступок одного рождает дельную идею у других. Знаете, усто, о чем я подумал, глядя на этот костер?

— О чем же, Ориф-ака?

— Для того чтобы хоть как-то обогреть людей в эти свирепые морозы, во всех отрядах и днем и ночью должны гореть вот такие костры!

— Откуда мы возьмем, Ориф-ака, столько дров и сухих веток?

— Да вокруг полно дров и веток! — виновато забормотал Кучкарбай. — От соломы и колючек до дров и бревен, от щепок — до выброшенной резины!.. Ее ведь тоже можно жечь!..

Ориф и Хакимча незаметно перемигнулись, как бы без слов поняв друг друга: «Вы, мол, слышите?» — и оба рассмеялись.

— Где это наш Барот-ака? — поинтересовался Олимов и, не дожидаясь ответа Хакимчи, пошел в мастерскую. — Давайте посоветуемся с ним!..

С того памятного дня стали жечь костры по всей стройке. Очень скоро по инициативе самих строителей, с помощью руководства создали солидные запасы топлива. Теперь всюду горели костры, и степь, особенно по ночам, напоминала гигантскую поляну, на которой нашли приют десятки светляков. Но главное — от огня и дыма костров вроде бы мягчал мороз, и людям работалось легче.

Конечно, это не было кардинальным решением вопроса, и Ориф Олимов почти каждый новый день начинал с обхода соответствующих учреждений области в поисках решения многих проблем, связанных с жизнью трудовой армии. Вторую половину дня он целиком посвящал Каменке. Но поскольку положение в стране было тяжелым, в первую очередь все отдавалось фронту, снабжение тыла продовольствием, медикаментами, одеждой и обувью становилось делом затруднительным.

Ежедневно надо было решать задачу со многими неизвестными. Главное же, как считал Ориф Олимов, состояло в том, чтобы избежать нелепых потерь людей на стройке. В этом он видел свою основную задачу, ради этого готов был не спать подряд несколько ночей, не есть неделями горячего. Здесь, на Урале, он был политруком трудовой армии и отвечал за нее головой.

Однажды в конце января, вернувшись по обыкновению домой уставшим и голодным, Ориф был неожиданно удивлен. Открыв дверь и включив свет, он поразился, как изменилась в его отсутствие комната. Жарко горели дрова в чугунной печке, было тепло, чисто, и он вдруг после мороза почувствовал несказанное блаженство от одного опрятного вида своего заброшенного жилища, чьей-то заботы, проявленной по отношению к нему. На столике, сколоченном Орифом в первые дни приезда, была расстелена чистая скатерть. Свежее постельное белье сияло белизной.

Ориф подошел ближе к столу и тут же увидел записку.

«Уважаемый товарищ! — говорилось в ней. — Извините, что без вашего разрешения вошли к вам в дом. Но так получилось. Хотели, чтобы вы в этих стенах почувствовали себя лучше.

Людмила,Ирина».

Не отрывая взгляда от записки, Ориф мучительно вспоминал: кто же это такие Людмила и Ирина?

Его мысли внезапно прервал стук в дверь. Он громко пригласил: «Войдите!» — но никто не входил. Тогда Ориф повторил приглашение, и снова ответом ему было молчание. Он пошел открыть дверь, но там никого не оказалось; он услышал только донесшийся уже издали женский смех, на что Ориф просто не обратил внимания и тут же решил, что все это ему почудилось. Удивленный до глубины души, он вернулся в свою комнату.

5

В тот вечер было чему подивиться и землякам Олимова, строителям-трудармейцам. Вернувшись после работы, они нашли свои общежития чистыми и прибранными, постели — со свежим бельем, а большие чугунные печки так и пылали жаром. Никто, конечно, не догадывался, чьих это добрых рук дело. Еще более поразительным было то, что, например, в бараке, где жил Барот-амак, у печки лежала большая охапка сухих дров и уголь, а в углу появилось пар двадцать, правда, поношенных, но еще крепких валенок, стопка чистых ватных штанов и ватников. Одни говорили, что это результаты хлопот комиссара Орифа Олимова, проявление его заботы о рабочих; другие утверждали, что это сделано по приказу администрации стройки… Словом, толкам не было конца.

— Эй, братья! — воскликнул тем временем усто Барот, переодевшись во все чистое. — Как говорится, ешьте виноград и не спрашивайте, из чьего он сада! Всякому, кто проявил такую заботу о нас, тысячу раз спасибо!

Как всегда, усто Барота поддержал Ака Навруз:

— Правильные слова говорите, друг! Продолжим мелодию этого дела — отдохнем около горячей печки, поблаженствуем вдоволь, насладимся песнями и музыкой! Ну как, брат мой, Исмат Рузи, ты уже переоделся? Готов усладить наш слух?