Солнце сияло

Я дотянулся до лица рукой – это, судя по всему, было махровое полотенце из ванной, которое намочили водой. Хотя по лицу и вообще голове они меня особо не били, в основном – по грудной клетке, под дых, сзади по почкам и легким, и губы, и нос они мне разбили, я чувствовал, как из меня льет. Наверно, вся комната в крови, придется отмывать, было моей первой мыслью, когда в голове стало слегка яснеть.

Я прекратил промакивать лицо полотенцем, и полотенце у меня тотчас отняли.

Директор со своими измученными кишечной болезнью глазами стоял передо мной и держал в руках что-то, похожее на веер. Я присмотрелся – это были доллары.

– Нехорошо, – сказал директор, догадавшись по моему взгляду, что я понял, из чего сложен веер. – Денег-то куры не клюют. Тысяча есть. Еще одиннадцать за тобой. Лишнего не надо.

Они тут не теряли времени даром. Они нашли мои деньги. А значит, и паспорта – и внутренний, и международный – тоже были у них: и деньги, и документы – все лежало в столе вместе.

Паспорта директор и не замедлил мне продемонстрировать.

– Возьмем с собой, – потряс он передо мной их книжицами. – Чтобы у тебя никаких соблазнов не возникало. А возникнет. – он листанул общегражданский паспорт, открыл страницу с пропиской в Клинцах и зачитал адрес вслух. – Наверное, там папа с мамой, да? Бабушка с дедушкой, братья-сестры? Два дня, Саша. А нет… Это ребята не вышибали из тебя. Вышибать они вот тогда будут. Через два дня.

Я ему не ответил. Я сейчас хотел только одного: чтобы они поскорее убрались. Дверь за ними захлопнулась, я поднялся, дополз до нее и закрыл на все замки, заложив еще и цепочку. Словно это действие неким магическим образом воздвигало между мной и ними надежную защитную стену.

Ночью, отлежавшись в горячей ванне, я сидел составлял список своих должников. Следовало собирать эти одиннадцать тысяч и отдавать – другого выхода я не видел. Уходить в бега, прятаться, меняя квартиры, – это был не вариант. О том, чтобы уехать куда-то, исчезнуть, конечно же, думалось, но куда я мог удрать из Москвы? Я был насажен на ее вертел, как кусок шашлыка на шампур. Я не мог обойтись без ее кормящей груди, как Ромул с Ремом без сосцов волчицы. Да и что бы я делал без паспортов? Ну, без международного – ладно. Но без общегражданского? Поехать в Клинцы, заявить там о пропаже и просить новый паспорт – такое тоже исключалось. Они знали адрес родителей, и пойти этим путем – почти наверняка значило подставить вместо себя отца с матерью, сестру с мужем. Думалось и о том, чтобы пойти в милицию, довериться им – и будь что будет, но воспоминания о той парочке, что посещала меня после убийства Стаса, было достаточно, чтобы мысль о милиции увядала, не распустившись. Что бы я там заявил им? На что пожаловался? И как бы выглядел в их глазах сам? Непонятная расписка, деньги, полученные черным налом, никаких бухгалтерских документов – да мне следовало опасаться милиции не меньше, чем быков Барана.

Согласно составленному списку получалось, что мне должны семь с половиной тысяч. Должен был Николай – без малого тысячу, должен был Леня Финько – полный косяк, и остался должен Юра Садок – больше, чем полторы; я уже плюнул на эти деньги, но теперь было не до гордости. И должны были по мелочи, по двести, триста, четыреста, Ульян с Ниной, Боря Сорока, бас-гитарист Вадик, притащивший ко мне тогда того длинноволосо-плешивого из компании Бочаргина, – общим числом за десять человек. Собрать эти семь с половиной тысяч, заложить аппаратуру, телевизор да еще немного у кого-то подзанять – выходило, что одиннадцать тысяч у меня набиралось.

С этой почти счастливой мыслью, что одиннадцать тысяч у меня в кармане, я и заснул.

Начавшийся день не оставил от моих выкладок камня на камне.

Юра, услышав в телефоне мой голос, показалось мне, вздрогнул. Словно ему позвонило привидение из преисподней. Я для него и был привидением – он подтвердил мне это, едва я напомнил ему о его долге.

– Ничего я тебе не должен, – сказал он.

Это было так неожиданно, что я даже не взбесился, я удивился – всего лишь.

– Ты всерьез? – спросил я.

– А что же, – сказал он.

– Ты мне должен полторы тысячи с лишним! – воскликнул я. – Это не сто и не двести, не выдумывай, ты не мог забыть.

– И забывать нечего. Не должен, – отрезал Юра.

Я принялся было напоминать ему – как он занимал, когда, по сколько – и прервал себя на полуслове: это все было бессмысленно. Я был для него привидением, меня не существовало в том мире, в котором он жил, – о каком долге привидению могла идти речь!

Лёня Финько, о долге которого я напрочь забыл и вспомнил только нынче ночью, отказываться от долга не стал, но вернуть его мне отказался.

– Ты что же, не видишь, что происходит? – убито проговорил он.

– Что? – не понял я, что он имеет в виду.

– Дефолт в стране! Рубль летит вниз, уже в четыре раза подешевел, и еще будет.

– И что? – повторил я.

– Что-что! Банк «Столичный», слыхал о таком? Заморозил вклады, не выдает, а у меня все деньги там! Все, до цента. Мне сейчас батон хлеба купить не на что!