Мудрейший скривил рот, и на его лице появилась скучная усмешка. Это говорило о том, что виденное и слышанное мной он тоже видел и слышал. Но, возможно, его усмешка не имела никакого отношения к виденному и слышанному мной. Он задумывался и улыбался иначе, чем я. Так это или нет, неважно, мудрейший, позволь мне продолжить ещё одной, ещё более великолепной картиной: у ворот роскошного особняка Старшóго Ланя остановился роскошный лимузин, и к нему чинно направился швейцар в зелёной униформе и белых перчатках. Ярко освещённый зал полон известных красавиц и утончённых дам, высокопоставленных чиновников и богачей. Дамы в вечерних платьях состязались в свежести и блеске, как цветы в роскошном саду. Мужчины в костюмах от известных европейских фирм, лишь один старик с седыми усами и бородкой, которого поддерживали под руки две роскошно одетые женщины, был облачён в сшитый по заказу китайский традиционный наряд, передвигался с грацией небожителя. В середине зала с потолка свешивался большой золотой иероглиф «долголетие», под ним на столике были разложены подарки, ещё стояла корзина с персиками бессмертия, натужно разевающих розовые ротики, и по всему залу расставлены десяток ваз с очаровательными камелиями. Старшóй Лань щеголял в ярком европейском костюме белого цвета, красный галстук-«бабочка», редкие волосы тщательно прилизаны, лицо пышет красным. К нему с улыбками и восклицаниями стайкой подлетела толпа разряженных женщин, которые пытались прорваться к его щеке, чтобы оставить на ней след своих напомаженных губ. Через миг на его лицо легла печать торжественности. Так, испачканный помадой, он проследовал к седобородому старцу и согнулся в глубоком поклоне:
– Названый отец, прошу принять поздравление от сына.
Старик посохом легонько ткнул его в коленку, хохотнул и рявкнул похожим на медный гонг голосом:
– Сколько тебе нынче лет, негодник?
– Недостойный прожил впустую пятьдесят лет, – вежливо и почтительно отвечал Старшóй Лань.
– Вырос, стал взрослым, мне не о чем беспокоиться, – горестно вздохнул старец.
– Ну уж не надо так, названый отец, – возразил Старшóй Лань. – Коли вы не будете за меня беспокоиться, у меня не станет опоры.
– Хитёр, малыш Лань, – засмеялся старик. – Чиновником стать тебе, видать, не судьба, а вот в денежных делах ты удачлив и в любви успешен.
Он указал посохом на толпящихся за Старшим Ланем красоток, и глаза его блеснули:
– Это всё твои любовницы?
Старшóй Лань улыбнулся:
– Это все мои доченьки, пекутся обо мне.
Старик горестно вздохнул:
– Я уже стар, задора с избытком, а силушек не хватает, так что ты вместо меня хорошенько прислуживай им.
– Будь покоен, названый отец, – заявил Старшой Лань, – могу удовлетворить каждую.
– Мы не удовлетворены, ну нисколечки, – засюсюкали девицы.
Старик усмехнулся:
– У императоров прошлого было по три дворца, шесть увеселительных домов и семьдесят две наложницы. И то им не сравниться с тобой, Малыш Лань.
– Всё из-за того, что вам везло в жизни, названый отец, – сказал Старшóй Лань.
– Ты ещё практикуешь кунг-фу, которому я тебя учил? – спросил старец.
Старшóй Лань отступил на несколько шагов:
– Гляди, названый отец. – Затем сел на ковёр, медленно согнулся так, что голова уткнулась в мотню, задница выпятилась, как у жеребёнка, и рот оказался даже дальше того места, где располагается мужское достоинство.
– Отлично! – громко воскликнул старик, стукнув по полу посохом. Вслед за ним отовсюду послышались одобрительные возгласы. Дамы, возможно, вспомнили занимательные дела, большинство, прикрыв рот, покраснели и захихикали. Только немногие, широко раскрыв рот, без опаски захохотали. Старик с глубоким чувством вздохнул:
– Малыш Лань, ты просто ночи напролёт срываешь в городе цветы, ну а мне остаётся лишь гладить их маленькие ручки.
При этом из глаз у него потекли слёзы. Стоявший рядом со Старшим Ланем церемониймейстер громко провозгласил:
– Музыка, вечер танцев начинается!
Получив приказ, тихо сидевший в углу зала оркестр тут же заиграл. За весёлым мотивом следовала трогательная мелодия, потом залихватская, Старшóй Лань танцевал со всеми женщинами по очереди. Самая обворожительная девица топталась в обнимку с седобородым старцем, это и танцем назвать было нельзя, скорее почёсывание ног.
По настоянию матери отец натянул тот самый серый европейский костюм и с её же помощью завязал галстук красного цвета. При виде этого галстука мне на ум сразу пришла кровь, хлещущая из-под ножа во время забоя животных, и на душе стало нехорошо. Я хотел предложить отцу надеть другой галстук, но промолчал. Мать тоже умела завязывать галстуки, но галстук отца завязал Лао Лань, мать лишь надела его отцу на шею и помогла затянуть. Когда она это делала, отец вытягивал шею, закрывал глаза, на лице было мучительное выражение, словно у подвешенного гуся. Слышно было, как он бормочет под нос:
– Мать-перемать, кто только придумал такое!
– Ладно-ладно, не ворчи, – сказала мать, – Нужно привыкать, теперь случаев носить эту одежду будет всё больше, ты на Лао Ланя посмотри.