Сорок одна хлопушка

– Разве можно меня с ним сравнивать? Он председатель совета директоров, главный управляющий! – со странным выражением проговорил отец.

– Ты – директор комбината, – сказала мать.

– Какой я директор? – буркнул отец. – Помогаю людям зарабатывать на жизнь.

– Тебе нужно коренным образом изменить свои взгляды, – поучала мать. – В сегодняшнем обществе один год не похож на другой, если не будешь меняться, отстанешь от современной обстановки. Посмотри на Лао Ланя: он всегда баран-вожак, пару лет назад, когда единоличники были в почёте, призвал заниматься забоем скота, сам обогатился и всю деревню привёл к зажиточности. Когда за эти пару лет мясники-частники стали пользоваться дурной славой, он тут же основал мясоперерабатывающий комбинат и привлёк особое внимание города. Мы тоже, можно сказать, всё понимаем, действуем по обстоятельствам.

– Вообще я чувствую себя обезьяной с колпаком на голове, ряженым, – горько усмехнулся отец, – а в этом наряде тем более.

– Ну что ты за человек – так говорить о себе? – возмутилась мать. – Про меня тоже можно так сказать, что я учусь у Лао Ланя.

– Мне кажется, он тоже обезьяна в колпаке, – вздохнул отец.

– Ну, а кто не таков? – сказала мать. – И твой приятель Лао Хань пару месяцев назад разве не был заурядным поваром? А стоило ему надеть эту форму, разве он сразу не стал воображать?

– Пап, мама верно говорит, – вставил я, – как гласит поговорка: человека встречают по одёжке, а скакуна по сбруе. Стоило тебе одеться по-европейски, как сразу видно, что ты – предприниматель из крестьян.

– Нынче таких предпринимателей больше, чем блох у собаки, – хмыкнул отец. – Ты, Сяотун, и Цзяоцзяо, учитесь хорошенько, в будущем уедете отсюда и займётесь чем-нибудь серьёзным.

– Пап, как раз хотел тебе сообщить, что не хочу ходить в школу.

– Что ты сказал? – грозно вопросил отец. – Если не ходить в школу, что делать собираешься?

– Хочу на мясокомбинате работать.

– И где же найдётся дело для тебя? – с горькой усмешкой проговорил отец. – Пару лет назад ты не пошёл в школу из-за отца, теперь тебе надо дорожить этим. Если хочешь выйти в люди, а не быть как никудышное поколение твоего отца, нужно ходить в школу. Учение – верная дорога; кроме него все дорожки кривые.

– Пап, я никак не могу согласиться с тем, что ты говоришь, – уверенно возразил я. – Во-первых, по-моему, ты никакой не никудышный; во-вторых, я не считаю, что ходить в школу – единственная верная дорога; в-третьих, и это тоже очень важно, мне кажется, что в школе вообще ничему не научишься, учитель знает гораздо меньше меня.

– Ну нет, так не пойдёт, – сказал отец, – как бы то ни было, ты у меня в школе на несколько лет да задержишься.

– Пап, я к мясу питаю очень глубокие чувства: попав на мясокомбинат, я смогу помочь вам много чего сделать. Что бы вы ни говорили, я могу слышать, что говорит мясо. Для меня мясо – живое, у него множество маленьких ручек, и оно мне ими машет.

Отец взирал на меня с изумлением, широко раскрыв рот. Словно ярко-красный галстук завязали слишком туго. Через какое-то время они с матерью обменялись взглядами. Мне была ясна причина их изумления, они думали, что у меня что-то не так с головой. Ещё я подумал, могут ли они понять мои чувства: мать точно не может, а вот отец? Ведь он изначально обладал богатым воображением, но действительность подтверждает, что сила его воображения ослабла.

Мать подошла ко мне и пощупала голову. Я понимал, что стоит за этим движением: первое – показать, как она обо мне заботится, и второе – ей хотелось проверить, не пылает ли моя голова жаром, это объяснило бы, что только что сказанное мной – бред. Но я-то знал, что никакого жара у меня нет, что я в здравом рассудке, в нормальном состоянии и ничем не болен. Мать сказала:

– Сяотун, не надо болтать глупости, учись хорошенько, мама раньше слишком ценила деньги, из-за этого ты пошёл в школу с опозданием, теперь я многое поняла и знаю, что в этом мире есть вещи гораздо важнее, чем деньги. Так что тебе нужно послушаться нас и ходить в школу. Если не послушаешься нас, то Лао Ланя, наверное, послушаешься? Давайте учитесь вместе с Цзяоцзяо, ведь это он объяснил нам, как важна учёба.

– Я тоже не хочу ходить в школу, – заявила сестрёнка. – Я тоже могу слышать, как говорит мясо, тоже вижу на нём много маленьких ручек. Мясо не только может говорить, оно ещё петь умеет. У него не только маленькие ручки, но и много маленьких ножек, эти маленькие ручки и ножки двигаются, двигаются, как лапки у котёнка…

Говоря, она поднимала вверх ручонки и изображала, как, по её представлению, двигаются эти маленькие ручки и ножки мяса.

Я с глубоким уважением отнёсся к силе воображения сестрёнки, ведь ей всего четыре годика, и мы рождены не от одной матери, нас связывает удивительное родство душ: хоть я не рассказывал ей о том, что мясо может говорить и что у него вырастают лапки, она сразу ухватила то, что я имею в виду, и оказала мне значительную поддержку.