Читаем Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения полностью

На последней странице тетради Киселева обращается к молодому поколению, от которого она чувствует себя отчужденной:

Наши люди особо молодеж недоволна, что нашы правители дают за границу помогают, как Кубе, Ветнаму, Румунии, Венгрии и многим странам, не могу вспомнить я часто ругаюся с ними тов. Молодежь у нас такая политика как говорил и писал тов Ленин нада поделятся из любой страной и дружыть, что-бы был мир и не было Войны проклятой. У нас страна богатая, наша Россия всем зависна нашими богатствами, лучше давать, да плохо просить, путь будит мир на земле да будут сонце что-бы было небо чистое и у нас на душе радость у каждого человека (127–128).

Здесь конфликт Киселевой с молодыми представлен в политических терминах. При внимательном чтении становится ясным, что ее описание государственной политики – стремление обеспечить мир тем, что даешь другим (и не просишь ничего), – построено по тому же принципу, которого она придерживалась в своей собственной семье. В самом деле, на предыдущих страницах описаны несколько эпизодов, в которых она предлагала дары (невестке, внуку), однако в семейной сфере ее политика не принесла желаемых результатов (а в случае с невесткой привела к конфликту с применением физического насилия). Этот призыв к мирному сосуществованию, выраженный собственными словами («я часто ругаюся с ними», «чтобы <…> не было Войны проклятой»), заканчивается торжественной формулой, заимствованной из официального советского дискурса: «путь будит мир на земле да будут сонце» (формулой, которую власть заимствовала из библейского языка). Заклинанием мира заканчивается история жизни этой советской женщины. Следует подпись: «Киселева Евгения Григоровна».

Подведем итоги. В первой тетради Киселева предлагает искусно построенное автобиографическое повествование, предназначенное как материал для сценария фильма. Она выстраивает эпизоды своей жизни в хронологической последовательности, используя при этом как эпическую временную перспективу («прошло немалое время»), так и историческую датировку. Хронологическая последовательность истории ее жизни прерывается воспоминаниями и размышлениями о будущем (как в случае с призывом избегать войны) – как это свойственно автобиографическому жанру. Киселева строит историю своей жизни как укорененную и обусловленную войной, а именно событием общенационального, исторического и апокалиптического значения. Пользуясь разными приемами – обрамляя всю историю своей жизни историческими событиями (началом Великой Отечественной войны и началом XXV съезда КПСС); помещая свое «я» в телевизионное пространство, в присутствии руководителя страны; описывая семью народов в тех же терминах, что и собственную семью (под знаком постоянных конфликтов и борьбы за мир), – всеми этими средствами автор этого текста связывает личное и общее.

Полагаю, что Киселева, несмотря на отсутствие образования, вполне сознательно стремится к историзации своей жизни. Совершенно ясно (хотя и нарушая при этом правила грамоты) она утверждает, что авторство (описание своей жизни) оправдано страданием, страдание связано с разлукой с первым, любимым мужем, а разлука вызвана войной:

…но еслиб я когда улибнулася мне бы нечиво былоб писать я так думаю. я тогда улыбалася, когда жила из Гаврилом Киселевым 9 лет. сичас только слезы да болезнь как не то так другое из 1941 г. (142).

Дата, представленная здесь в форме, используемой в официальных документах («1941 г.»), помещает ее личную потерю на оси истории. Четко отмеченная оппозиция между «тогда» и «сейчас» («сичас») создает дистанцию во взгляде автобиографа на свою жизнь. Исходя из всего этого, я называю повествование Киселевой историческим.

Как мне кажется, текст Киселевой показывает также ее ориентацию на жанр фильма. Так, она организует ключевые эпизоды автобиографии в пространстве (иногда планируя действие шаг за шагом) и использует яркие визуальные образы и звуковые эффекты. (Заметим также, что визуализация свойственна устным повествованиям.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное