Читаем Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 полностью

Проблемы, подобные тем, с которыми сталкивался вымышленный полковник Воропаев, приходилось преодолевать многим бывшим бойцам. Были среди них и такие, кто, подражая герою романа, нарушал предписания врачей и пренебрегал постельным режимом ради совершения трудовых подвигов. Эти люди сформировали «что-то вроде движения воропаевцев, своеобразной послевоенной вариации движения стахановцев, тон в которой задавали израненные ветераны»[466]. Упоминания об этом явлении можно было встретить в газетных репортажах и прочих официальных публикациях, а также во внутренних документах государственных и партийных органов, посвященных работе с инвалидами войны[467]. Впрочем, подавляющее большинство инвалидов войны просто работали – без лишнего шума и официальной помпы. В регионах РСФСР к осени 1945 года доля трудящихся инвалидов войны колебалась от минимальных 73 % в Курской области до максимальных 93 % в Кировской области[468]

. Средние показатели составляли 84 % для всех инвалидов войны совокупно, 62 % – для инвалидов II группы и 96 % – для инвалидов III группы[469]. Эти цифры могут быть завышены по целому ряду причин, но они навряд ли полностью сфабрикованы, учитывая то, что местные власти понимали, что их данные всегда могут быть проверены центральными органами. Более того, нет оснований полагать, что тенденция к завышению этих цифр в различных отраслях экономики проявляла себя по-разному; это позволяет видеть в них индикаторы того, какими путями инвалиды войны решали проблемы своей послевоенной занятости (таблица 4.3)[470].


Таблица 4.3. Трудовая занятость инвалидов войны, получающих пенсию (на 1 ноября 1946)

Источник: ГАРФ. Ф. р-5446. Оп. 48а. Д. 3742. Л. 101.


Большинство ветеранов и инвалидов войны были родом из сельской местности и после 1945 года вернулись работать в родные колхозы. Однако наиболее израненные и покалеченные ветераны чаще всех остальных инвалидов трудоустраивались в городах, что обеспечивало какой-то части бывших крестьян определенную социальную мобильность. В целом больше половины ветеранов-инвалидов работали в деревне, лишь 17 % были заняты в промышленности и еще 28 % в «других организациях» – предположительно на административных должностях в партийно-государственном аппарате. У инвалидов последняя группа была больше аналогичной группы среди остальных бывших солдат (таблица 4.4). Такое сопоставление говорит о том, что инвалиды войны с большей вероятностью переходили в несельскохозяйственные профессии (то есть повышали свой социальный статус, поскольку почти любая работа за пределами колхоза была предпочтительнее невзгод и тягот сельской жизни), чем их относительно здоровые сверстники, уволившиеся из армии в ходе массовой послевоенной мобилизации. Если среди инвалидов в городах смогли устроиться 47 % их общего числа, то среди прочих демобилизованных в несельскохозяйственных профессиях обрели себя лишь 30 %.


Таблица 4.4. Демобилизованные и их трудоустройство на 1 ноября 1946

Источник: ГАРФ. Ф. р-9517. Оп. 1. Д. 56. Л. 7.


Небольшим группам инвалидов войны в послевоенные годы удавалось подняться по социальной лестнице, что подтверждается и другими источниками. Мемуаристы отмечают заметную роль ветеранов-инвалидов крестьянского происхождения даже в таком престижном учебном заведении, как Московский государственный университет[471]. Помимо высшего образования, к которому, по понятным причинам, могли приобщиться немногие, существовал и другой путь вертикальной мобильности, фиксируемый, пусть не идеально, в финансовых показателях. Обзор финансового положения инвалидов войны в Молотовской области (ныне Пермский край) в феврале 1945 года показал, что в среднем работающие инвалиды II группы после войны в финансовом отношении чувствовали себя лучше: если до войны такой человек получал только среднюю зарплату в 504 рубля, то после возвращения с фронта в статусе «инвалида войны» ему полагалась средняя зарплата в 524 рубля плюс пенсия в 276 рублей. При увеличении заработной платы на 5 % их доход (оклад плюс пенсия) вырос на 63 %. Но, как нередко бывает, средний показатель предполагал большой разброс крайних величин. Фактически зарплата повысилась только у 39 %, еще 16 % имели тот же доход, а большинству – 45 % – приходилось довольствоваться меньшими деньгами, чем до войны[472].

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги