Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Инвалиды Отечественной войны оказались, таким образом, в двусмысленном положении. Они составляли безусловно привилегированную группу, утвержденную законодательством, причем даже после 1947–1948 годов, когда большинство общих ветеранских привилегий были упразднены. Их статус особенно выделялся на фоне других категорий граждан с ограниченными возможностями, включая и инвалидов других войн[477]. Более того, за подобной политикой стояло нечто большее, нежели просто пропаганда. Предусматриваемые ею мероприятия претворялись в жизнь и контролировались различными государственными органами, включая аппарат принуждения

[478]. Иначе говоря, у инвалидов войны было больше шансов избежать той немыслимой волокиты, с которой в СССР сталкивался любой нуждавшийся в государственной поддержке. Такая помощь, наряду с сохраняющимся официальным признанием за ними особого статуса и его постоянным ритуальным подтверждением, убеждала инвалидов войны в том, что принесенные ими жертвы дают им право на специальное положение и особое обращение в послевоенном советском обществе. Однако этот особый статус вовсе не гарантировал получение реальных выгод. Потребность государства в тотальной трудовой вовлеченности населения, многочисленность статусной группы, небывалая степень разорения страны, необходимость сохранять мобилизационные установки в условиях «холодной войны», неразвитость советской системы всеобщего благосостояния и общая нехватка экономических ресурсов – все это в совокупности подрывало позитивные эффекты покровительственных законодательных мер, нацеленных на инвалидов-фронтовиков.

Таким образом, утверждение особого статуса инвалидов войны сопровождалось постоянными разочарованиями и посрамлениями надежд, что приводило к гневу, ожесточению и обиде. «Меня все же интересует, – писал один ветеран в 1959 году, – есть ли какие льготы для инвалидов войны, или партия и правительство забыли уже о нуждах тех, кто кровью отстоял независимость нашей Родины?». Другой фронтовик, рассуждая в том же ключе, писал, что он просто не понимает: «Существуют ли фактически правительственные решения о помощи, заботе и льготах для инвалидов войны и семей погибших или все это разговоры и отписки?». «Родина, – сетовал третий, – забывает о нас и не хочет знать, что мы влачим жалкое полуголодное нищенское существование»[479]

.

Базовое противоречие между символическим статусом и несбывшимися материальными ожиданиями сохранялось до тех пор, пока в 1960–1980-х годах социальная политика не сделалась более всеохватной. Однако даже после этого реально предоставляемые блага не дотягивали до официально обещанных привилегий. Общее повышение благосостояния населения и культивируемый с 1965 года барабанный культ «Великой Победы» оборачивались тем, что ожидания заметно опережали благосостояние[480]. Но хотя обида и разочарование, вызываемые перепадом между символическим статусом и реально предоставляемыми общественными благами, объединяли инвалидов войны, это психологическое единение не подкреплялось однотипностью социального положения. Покалеченные и нищие фронтовики, несомненно, были одной из самых заметных ветеранских групп, но они представляли лишь часть общей картины. Рядом с ними жили другие инвалиды войны: те, кто смог сделаться председателями колхозов, ударниками коммунистического труда или другими видными членами советского официоза. Наконец, третьи, не столь часто попадающие в поле общественного внимания, сумели обеспечить себе относительно хорошую или, по крайней мере, сносную жизнь, комбинируя доходы от официальной работы, регулярные пенсионные выплаты и нерегулярную помощь со стороны государства или работодателя, а также родственников, с трудом на собственных огородах или иными предпринимательскими инициативами. Социальное положение и материальная ситуация инвалидов войны в этом комплексном взаимодействии официальной и неофициальной экономики заметно варьировали в зависимости от категории инвалидности, пола и возраста, уровня интеграции в семью и степени, в которой эта семья могла функционировать как экономическая единица. В итоге даже инвалиды войны – та группа ветеранов, которая была наиболее сплоченной в плане решаемых ею послевоенных проблем, накопленного опыта и позитивной правовой дискриминации, – оказывались разобщенными в процессе интеграции в гражданскую жизнь.

Глава 5. Пожизненно «меченые»

Советский Союз не признает такого понятия, как «советский военнопленный». Мы считаем всех советских солдат, попавших в руки к немцам, дезертирами.

Александра Коллонтай, посол СССР в Швеции, военные годы[481]