Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Советская страна помнит и заботится о своих гражданах, попавших в немецкое рабство. Они будут приняты дома как сыны Родины.

Генерал-полковник Филипп Голиков, уполномоченный СНК СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии, 11 ноября 1944 года

[482]

Несчастья некоторых инвалидов войны не ограничивались только потерянными конечностями, хроническими болезнями и некачественной социальной помощью: им пришлось пострадать и политически. Бывшим военнопленным, вернувшимся на родину, предстояло доказать, что они действительно были ранены в боях и попали к немцам не по доброй воле[483]. Бюрократические баталии, которые приходилось переживать таким людям ради признания «инвалидами войны», оказывались для них далеко не главной проблемой. Советское общество с глубочайшим недоверием относилось к тем, кто, согласно официальной формулировке, «сдался в плен». К концу боев советские органы, отвечавшие за репатриацию, зарегистрировали 2 016 480 военнопленных, из которых 1 836 562 были репатриированы, иногда против собственной воли[484]

. Еще 939 700 бывших советских бойцов были обнаружены и задержаны на освобожденных от немцев территориях, что увеличивало общую численность «сдавшихся в плен» до 2,8 миллиона человек[485]. После завершения боевых действий до 14 % ветеранов войны несли на себе клеймо побывавших в плену[486].

Все чаще появляются материалы, указывающие на то, что официальная политика в отношении этих предполагаемых дезертиров в лучшем случае характеризовалась подозрительностью, а в худшем – враждебностью[487]. Военнопленных подвергали процедуре, которая в Советском Союзе называлась «фильтрацией» и предполагала персональную проверку каждого из них спецслужбами в специально созданной системе фильтрационных лагерей[488]. Предполагалось, что в этом процессе будут выявляться потенциальные предатели, сотрудничавшие с немцами. «Коллаборацией» считалась служба в антисоветской «Русской освободительной армии» (РОА), возглавляемой генералом Андреем Власовым, или в каком-то другом подразделении, сражавшемся на стороне гитлеровцев[489]

. Помимо этого, к числу коллаборационистов относили тех, кто работал на немцев в любом качестве, стремясь выжить в тяжелейших условиях лагеря для военнопленных, и даже тех, кто просто не сумел совершить побег или организовать сопротивление[490]. Подчеркивая произвол, царивший в фильтрационном просеивании, некоторые повествования о том времени создают у читателя превратное впечатление, будто его типичными итогами оказывались либо пуля в голову, либо удел зека в сталинском ГУЛАГе[491]. Разумеется, подобные перспективы были вполне реальными, особенно для офицеров; но, не забывая о факторе «заведомой виновности» красноармейцев в собственном пленении, историку полезно помнить и о том, что солдаты-зеки сделались в послевоенном ГУЛАГе важной силой: вместе с прочими «профессионалами насилия» (например, украинскими повстанцами-националистами) они заметно изменили атмосферу в лагерях, сыграв ключевую роль в вооруженных восстаниях послевоенных лет[492].