Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Тем людям, которых мобилизовали в регулярные инженерные части, занимавшиеся восстановлением страны, избавления от армейского контроля пришлось ждать дольше. В январе 1949 года Генеральный штаб направил в администрацию Голикова запрос о том, как поступить с репатриантами, которые занимались восстановлением Днепрогэса в составе подлежащего скорому расформированию инженерного батальона. Администрация ответила, что все репатриированные должны быть отпущены по домам, причем проезд должен быть оплачен самой воинской частью, а МВД обязано снабдить каждого репатрианта справкой о результатах фильтрационного процесса. Батальон был полностью расформирован к 10 апреля 1949 года. Из 305 репатриантов, которые работали в нем, 135 уехали в родные места, а еще 140 подрядились на новые строительные работы сроком от трех до шести месяцев. (Более трех десятков из них даже получили семейные квартиры, а прочих расселили в общежитиях.) Остальные 29 человек оказались жителями близлежащего Запорожья и нашли работу самостоятельно. Все репатриированные при увольнении получили на руки то, что заработали за время службы в батальоне, плюс компенсацию за неиспользованные выходные. При этом как минимум один чиновник из администрации, отвечавшей за репатриацию, заявил о том, что задержка с демобилизацией бойцов этого батальона была незаконной[574].

Некоторые застряли в войсках из-за кафкианских игр с юрисдикциями. Так, две воинские части в Сталинской области Украины отказались отпускать работавших у них репатриированных граждан. Дело в том, что в армейское подчинение эти люди были переданы Министерством угольной промышленности СССР, а их задачей была реконструкция шахты. По этой причине, утверждало воинское начальство, они не могут уехать без разрешения гражданского министерства. Министерское же руководство, в свою очередь, заявляло, что воинские подразделения, о которых идет речь, не находятся под его юрисдикцией и это не позволяет ему разрешить возникший вопрос. Армия твердо настаивала на своем, в очередной раз предложив свою интерпретацию событий в письме, направленном в администрацию Голикова летом 1949 года[575]. О дальнейшей судьбе упомянутых частей и служивших в них людей нам не известно.

Дьяков оказался среди самых везучих не только потому, что избежал ареста в ходе фильтрации и сумел демобилизоваться, миновав трудовой батальон. Ему также посчастливилось после 1945 года уйти от открытого столкновения с органами госбезопасности: многие бывшие военнопленные, прошедшие фильтрационную «очистку», в то время оказались за решеткой[576]

. Аресты начались уже в 1946 году, а к 1947 году сотрудники МГБ на местах активно препятствовали бывшим военнопленным или их родственникам в получении таких ответственных должностей, как председатель колхоза или начальник хлебоприемного пункта[577]. Серия постановлений Совета министров СССР, принятых 21 февраля 1948 года, инициировала новую волну репрессий в отношении лиц, считавшихся опасными, включая и тех, кто имел «антисоветские связи». Используемые властями предельно широкие формулировки в очередной раз превратили бывших военнопленных в естественную мишень для репрессивных органов

[578].

Невозможно выяснить, сколько бывших военнопленных было арестовано в послевоенные годы просто из-за того, что они побывали в плену, однако вполне ясно, что такие ситуации были тогда типичными. В докладной записке Георгия Жукова, представленной в ЦК в 1956 году, говорилось о «большом количестве» подобных случаев. Мы знаем, например, что в октябре 1947 года МВД насчитывало 55 000 ветеранов, включая бывших партизан, находившихся в местах лишения свободы (лагерях, колониях, тюрьмах). Кроме того, необнародованное число ветеранов было осуждено за «особо опасные преступления». Известно также, что на конец 1955 года в статистике значились 54 176 «спецпоселенцев», которые были участниками войны или имели государственные награды. Как указывал ЦК в 1956 году, «органы госбезопасности продолжали безосновательно привлекать к уголовной ответственности бывших военнопленных после войны», а многих из них «незаконно репрессировали»[579]

. Сколько именно – до сих пор остается неясным, несмотря на масштабные архивные изыскания, предпринятые несколькими историками. Согласно одной из оценок, в 1946–1947 годах аресту подверглись около 150 000 репатриантов[580]. Если, рассуждая контрфактуально, предположить, что сюда не входят гражданские лица, то это составит 5 % общего количества военнопленных, вернувшихся на родину в период с 1941-го по 1947 год. Но поскольку гражданских все-таки тоже нужно брать в расчет, итоговая цифра окажется ниже, хотя в ней не будут учтены аресты, состоявшиеся после 1947-го.