Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Нормы in bello подчинены строгому требованию «вести войну, руководствуясь такими принципами, согласно которым еще остается возможность выйти из указанного естественного состояния государств… и вступить в правовое состояние»[222]. В соответствии с этим Кант запрещает карательные (

bellum punitivum), истребительные войны (bellum intemecinum), а также войны ради порабощения (bellum subiuvatorium

). Важным кажется Канту и отказ от «вероломных» средств ведения войны: засылка шпионов, убийц, отравителей, распространителей слухов и подстрекателей к измене и т. д. Эти средства, во-первых, усиливают взаимное недоверие между сторонами конфликта, что делает невозможным установление в будущем состояния мира. И во-вторых, они противоречат целям учреждения государства, поскольку обозначенные категории участников войны перестают быть полноценными гражданами. Эти запреты знают, однако, одно исключение. Против несправедливого врага допустимо применять неограниченные средства. Несправедливым врагом Кант объявляет государство, которое словом или делом публично выражает «максиму, согласно которой, если сделать ее всеобщим правилом, невозможно состояние мира между народами и должно быть увековечено естественное состояние»[223]. Иначе говоря, это государство, отказывающее соблюдать нормы международного права, знающего в качестве своей конечной цели выход из естественного состояния бесправия и учреждение всеобщее мира. Представляется, что К. Шмитт не совсем верно интерпретирует кантовского hostis injustus как участника «войны, соответствующей нормам международного права»

[224], которого одна из сторон криминализирует и дискриминирует. Хотя можно было бы ожидать от Канта более подробного объяснения этого вопроса, видимо, он имел в виду, что чрезмерно агрессивное государство или государство, нарушающее нормы in bello, отказывается содействовать достижение цели всеобщей пацификации и, следовательно, его действия не соответствуют нормам международного права. Такой несправедливый враг лишается оберегания, которое ему могло гарантировать международное право, поэтому в его отношении приемлемо использовать запрещённые в иных случаях методы борьбы[225]

.

Наконец, право после войны призвано – когда война заканчивается подписанием мирного договора – призвано восстановить взаимное доверие сторон, находившихся в противоборстве. Как следствие, Кант указывает на неприемлемость лишения населения побеждённой страны его гражданских свобод и подрыва государственности. Победителю запрещено наказывать побеждённого и облагать его послевоенными контрибуциями. С точки зрения Б. Оренда, статьи договора, прекращающие враждебность между государствами, которые мы находи в трактате «К вечному миру», непосредственным образом относятся к сфере права после войны[226]. Таким образом, Кант предлагает целую систему принципов ius post bellum, предвосхищая дискуссии относительно этой проблемы в рамках современной теории справедливой войны.

Подводя итог, отметим, что в рассуждениях Канта о системе международного права мы действительно можем обнаружить элементы мышления в духе справедливой войны. Это отчасти оправдывает претензии современных теоретиков справедливой войны на причисление кёнигсбергского философа к своему лагерю. Однако если мы будем помнить о том veto, которое, по мнению Канта, накладывает на войну практический разум, требующий от нас постоянно искать возможности приблизиться к состоянию вечного мира[227], его статус теоретика справедливой войны перестанет быть столь однозначным.