В системе
Однако сторона, защищающая своё право на существование, всегда имеет право на применение силы: «они [жертвы агрессии] всегда обладают справедливым основанием для борьбы»[262]
. Война допустима только как ответ на несправедливость, как способ защиты права. Уолцер полагает, что государства должны уважать друг друга подобно тому, как один человек уважает другого, даже своего противника. Если государство-агрессор нарушает права другого государства, то жертва агрессии обладает законными основаниями для сопротивления. Оборонительная война всегда или почти всегда (исключения будут рассмотрены ниже) считается справедливой. Здесь важно было бы дать однозначное определение агрессору, которое позволило бы точно идентифицировать случай самообороны, однако Уолцер не делает этого.Поскольку агрессия преступна, то ответ на неё считается справедливым, а на помощь к жертве агрессии могут прийти третьи стороны, и применение силы в этом случае также будет справедливым. Преступное нападение может и должно быть наказано. И ничто, кроме ответа на агрессию, с точки зрения легалистской парадигмы, не оправдывает войну. Таким образом, в соответствии с легалистской парадигмой только в двух случаях государство и мировое сообщество имеют право на применение силы. Речь идет о самообороне (war of self-defense), когда государство оказывается жертвой нападения и вынуждено отвечать на преступную агрессию, и правоохранительной войне (war of law enforcement), когда ведётся операция по принуждению агрессора к миру.
Важно отметить, что Уолцер, в отличие от Суареса или Ваттеля, не считает, что оба участника войны могут одновременно претендовать на частичную справедливость своих действий. Вполне возможны ситуации, когда обе стороны лишены таких оснований, то есть ведут несправедливые войны. С большей долей вероятности обороняющаяся сторона может претендовать на справедливость. И в редких случаях справедливым оказывается нападающий, но тогда обороняющаяся сторона ― жертва нападения ― не признаётся действующей справедливо и перестаёт восприниматься как жертва.
Однако простое на первый взгляд положение о запрещении агрессии осложняется рядом проблемных моментов. Пятая глава работы «Справедливые и несправедливые войны» затрагивает тему определения агрессора, проблему угрозы и превентивных ударов. Не всегда можно сказать, что тот, кто первым открыл огонь, может считаться агрессором и преступником. Существуют ситуации, когда в целях самообороны необходимо нападать первым.
Именно поэтому Уолцер выдвигает принципы, по которым можно будет определить, когда государство, не перешедшее границу и не начинавшее активных боевых действий, будет считаться агрессором, что санкционирует атаку на него. Подобное возможно в том случае, когда степень угрозы, исходящая от государства, делает войну неизбежной. Уолцер апеллирует к явно консеквенциалистскому аргументу: риски, которые вызывает бездействие, надо стремиться минимизировать, и если нападение позволит предотвратить катастрофу, лучшим решением будет атаковать противника. Как пишет Уолцер, «государства могут обращаться к военным средствам в случае угрозы войны всякий раз, когда бездействие привело бы к серьёзному риску нарушения территориальной целостности или политической независимости»[263]
. Однако эта его идея явным образом расходится с легалистским аргументом о допустимости только оборонительной войны. И сам Уолцер говорит о необходимости добавления исключений в легалистскую парадигму.Из правила о недопустимости агрессивных войн, следовательно, может быть сделано исключение. Неотвратимость угрозы (но не страх или опасение быть атакованным в будущем) и обоснованное предчувствие близости нападения позволяет применить военную силу, поэтому справедливой причиной войны Уолцер признаёт упреждающий удар (preemptive strike), но не превентивную войну (preventive war). Все остальные поводы для войны ― религиозные, революционные, коммерческие ― не считаются законными и нравственно приемлемыми.
Затрагивая в 6 главе «Справедливых и несправедливых войн» принципиальный для политики XX в. вопрос об интервенциях, Уолцер вновь сталкивается с необходимостью ревизии легалистской доктрины и принципа невмешательства, которые запрещают агрессивные наступательные войны. Уолцер замечает, что, помимо самообороны и упреждения, есть ещё три случая, когда военное вторжение оказывается допустимым и одно государство может атаковать другое, не совершая военного преступления.