Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Несмотря на то что военнослужащий подвергается постоянному риску, стремление к самосохранению не может быть допустимой причиной нарушения правил войны. Доктрину чрезвычайных обстоятельств нельзя использовать на личном уровне. Государство способно заявить о наступлении чрезвычайных обстоятельств и действовать в нарушение традиций войны, но солдат не может решить для себя, что он находится в чрезвычайном положении и отказаться от норм jus in bello

. Военнослужащие обязаны заботиться о минимизации вреда, который может исходить от них по отношению к гражданским лицам. Но и в сражениях с армией противника они не должны действовать чрезмерно жестоко.

Естественно, ситуации, когда под удар попадает мирное население, невозможно полностью исключить. В горячке боя зачастую сложно провести точное различение комбатантов и нонкомбатантов и определить законные цели, в результате сражение рискует превратиться в бойню, в ходе которой пострадают гражданские лица. Но по мнению Уолцера, солдаты непосредственно во время боя и не должны исполнять принцип различения. Обязанность лиц, ответственных за планирование военной операции, состоит в том, чтобы по возможности исключить ситуации, когда жертвами боевых действий станут гражданские лица. Солдаты же, хотя и должны отказаться от целенаправленного убийства нонкомбатантов, могут сделать это непреднамеренно. Они получают своеобразную моральную индульгенцию, которая недоступна, однако, военному руководству.

В этой связи обращает на себя внимание рассуждение М. Уолцера о моральной ответственности главнокомандующих. Даже в случае чрезвычайных обстоятельств, несмотря на то, что исключительные действия ― к примеру, та же бомбардировка Дрездена 13–15 февраля 1945 г. ― кажутся необходимыми в данный момент, военное руководство продолжает нести ответственность за нарушение норм войны. И не случайно, что апологет стратегических бомбардировок Артур Харрис, командовавший британской стратегической авиацией, стал единственным представителем высшего военного командования Великобритании, который не получил титула пэра и причитающихся наград после окончания Второй мировой войны. Действия, дискриминирующие мораль, пусть и совершённые в чрезвычайных обстоятельствах, остаются внеморальными. И лица, отдавшие приказ об их исполнении, несут полную ответственность за принятие подобного решения. Здесь в полной мере проявляет себя и разница между военным и политическим руководством ― ответственность последнего за проведение военных операций, как правило, меньше, хотя именно оно вынуждает главнокомандующих совершать операции, за которые впоследствии их могут осудить.

Ситуация чрезвычайных обстоятельств вынуждает нас совершать действия, которые одновременно правильны, поскольку необходимы, и неправильны в силу своей моральной неприемлемости и нарушения принятых норм ведения войны. По словам самого М. Уолцера, «в чрезвычайных обстоятельствах наши суждения раздвоены, что отражает дуалистичный характер теории войны и серьёзные сложности, с которыми сталкивается наш нравственный реализм»[300]

. Традиции войны в первую очередь нацелены на то, чтобы ограничить действия военного командования и солдат во время боевых действий. И в этом контексте право, а значит, и утилитаризм правила, имеют, по мнению М. Уолцера, определяющее значение.

И ещё одна категория лиц, которые оказываются задействованными в чрезвычайных обстоятельствах ― это нонкомбатанты. Первичным правом нонкомбатантов является безопасность, право на то, чтобы не претерпевать страдания, связанные с войной. Нарушение этого права будет означать нарушение базовых правил теории справедливой войны. Однако М. Уолцер заявляет, что в чрезвычайных обстоятельствах гражданские лица теряют свой иммунитет от нападения.

Но и агрессия в отношении мирных граждан, по мнению американского философа, пусть и оправданная чрезвычайными обстоятельствами, должна быть чем-то ограничена. Во всяком случае, солдаты должны проявлять участие к гражданским лицам. Это соответствует идее недопустимости самой мысли об атаке на гражданское население. Даже если мы вынуждены участвовать в подобных атаках, они по своей сути всё равно останутся ужасными, нравственно неприемлемыми актами насилия. Право людей, подвергшихся такому нападению, оказывается нарушенным, несмотря на то, что исключительные обстоятельства вынуждают войска провести операцию. М. Уолцер настаивает на том, что нам всегда следует осуждать подобные случаи, а участники таких акций должны испытывать раскаяние. То есть уникальность этики чрезвычайных обстоятельств заключается как раз в том, что, с одной стороны, в силу крайней необходимости возможным становится нарушение военной конвенции, но, с другой стороны, нельзя говорить о полном освобождении участников операции от моральной ответственности.