В ответ на это предложение Н. Фоушина можно выдвинуть и ряд критических замечаний. Опасность такого подхода состоит, во-первых, в возможном размытии самого критерия правого дела. Введение чрезмерной свободы в область определения веского основания конфликта может привести к выдвижению недостаточно значимых аргументов в пользу военного способа решения конфликта. Далее, такое расширение теории справедливой войны может привести к неправильной работе всей концепции, которая перестанет справляться с поставленной перед ней задачей: сдержать и ограничить распространение войн. Следуя логике решения, предложенного Фоушином, государства могут назвать ряд малозначительных причин, с помощью которых попытаются оправдать свою агрессивную политику, и теория справедливой войны вынуждена будет утвердить эти причины. Однако, по мнению Н. Фоушина, теория, которая не может принять необходимость изменений за счёт расширения одного из своих принципов должна с неизбежностью быть отвергнута. Кроме того, речь не идёт об одобрении абсолютно любого факта, объявляемого веской причиной войны. Каждый новый список причин, претендующих на то, чтобы стать множественной справедливой причиной войны, необходимо подвергнуть тщательнейшему анализу. Государство должно показать взвешенность и обоснованность своего решения. Фоушин называет возможность расширения принципа правого дела посредством подобной процедуры, основанной на необходимости проведения рационального анализа поведения противника, применением «практического мышления» (practical reasoning) в области войны. Правда, здесь возникает вопрос, кто будет оценивать обоснованность претензий одного государства в отношении другого, кто проведёт анализ выдвинутых обвинений, кто будет выносить суждение о рациональности процедуры анализа.
Итак, к принципу правого дела Н. Фоушин предлагает добавить положение о множественности причин. Это будет означать потерю принципом правого дела определённой степени своей строгости. Однако такое дополнение позволит адоптировать принцип к реалиям современной международной политики, когда государства, возможно, не сталкиваются с исключительным злом, подобным нацистскому режиму, но иногда вынуждены бороться против зла, которое по совокупности причин также оказывается значительным.
Классическую формулировку принципа крайнего средства Фоушин фактически предлагает элиминировать, поскольку в своём традиционном прочтении она теряет смысл. При должном желании всегда можно провести ещё один раунд переговоров или выдвинуть новый ультиматум. Существует множество вариантов проведения дипломатических встреч, на которых взаимные претензии сторон могут обсуждаться в новых контекстах. Таким образом, у нас никогда не будет возможности заявить, что все средства мирного решения конфликта были исчерпаны до того, как начали греметь выстрелы. Фоушин указывает на необходимость более глубокого понимания принципа крайнего средства. Невозможно просто отнести его к области математики войны или политических калькуляций. По мнению Фоушина, содержание этого принципа необходимо переформулировать: «государства должны избегать войны, пока она не окажется последним
Принцип вероятности успеха, налагающий
Применение принципа пропорциональности или соразмеренности, как уже отмечалось, также связано с трудностями в оценке объёма выгод, которые можно получить после успешного окончания войны. Но и этот принцип Фоушин сохраняет в его классической редакции, поскольку рациональный подход к войне требует, чтобы выгоды от ведения войны значительно превышали все возможные потери.
Принцип добрых намерений, согласно которому в ходе конфликта действовать надо, исходя из той справедливой причины, ради которой государство вступило в войну, кажется Фоушину достаточно важным и не требующим внесения корректировок. Хотя с ним и возникают сложности. Намерения политических или военных лидеров не всегда ясны. Действительный характер этих намерений может проявиться лишь спустя какое-то время. Но в целом принцип добрых намерений всё же нужен как одна из преград к необоснованному применению вооружённой силы.