Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Другая проблема, возникающая в связи с аргументом о легитимной власти, проявляет себя в случае гуманитарной интервенции или упреждающего удара. Несмотря на то, что нормы международного права запрещают любые агрессивные действия, не инициированные или не одобренные ООН, Оренд полагает, что, когда речь идёт о гуманитарной интервенции, «получение санкции на начало военной операции со стороны ООН весьма желательно, но нельзя сказать, что это строго морально необходимо

»[387]

. Может показаться, что необходимость получения одобрения от международной организации будет дополнительным препятствием для применения силы и уменьшит количество войн. Однако, как полагает Оренда, время на получение соответствующего разрешения будет использовано агрессором (в данном случае под агрессором следует понимать ту сторону, в отношении которой готовится упреждающий удар) для приготовления к обороне, что значительно усложнит борьбу с ним. Кроме того, международное сообщество может быть мало осведомлено о политическом и социальном контексте конкретного региона, поэтому идея необходимости получения санкции со стороны ООН кажется Оренду не такой уж обоснованной. По его мнению, вопрос о применении силы должен оставаться в ведении политического сообщества, права и интересы которого затрагивает текущий конфликт. Здесь уместно было бы поставить вопрос о том, зачем в принципе нужна ООН, если она неспособна разобраться со спецификой конфликта, но Оренд, оставаясь последовательным кантианцем, не ставит его.

Вслед за Уолцером и Фоушином Оренд полагает, что говорить о войне как крайнем средстве в строгом смысле слова невозможно. Для решения конфликта всегда можно предложить какую-либо невоенную меру, не связанную с применением силы ― ещё один раунд переговоров или введение санкций. Кроме того, моральное превосходство невоенных средств урегулирования ситуации над военными неочевидно и, как это ни парадоксально, не всегда подтверждается. Оренд приводит в качестве примера войну в Персидском заливе ― бессмысленным было бы пытаться прекратить агрессию Ирака переговорами или ультиматумами, поскольку иракские войска расправились с армией Кувейта за два дня и оккупировали страну. О мирном соглашении с Хусейном в такой ситуации не могло быть речи. Ещё одно соображение, подтверждающее моральную предпочтительность военных ударов перед политикой установления долгосрочных санкций, связано со страданиями, которые в большей степени испытают на себе не правительство, а беднейшие слои общества, в отношении которого были введены санкции. Опять-таки введение режима санкций против Ирака в 1990 г. может служить наглядной иллюстрацией. Принимая во внимание эту нравственную неоднозначность попыток мирного урегулирования конфликтов и частую неэффективность переговоров, Оренд приходит к выводу о необходимости переинтерпретации принципа крайнего средства, под которым следует понимать требование к государствам «не применять силу слишком поспешно

»[388]

. Применение силы требует серьёзного обоснования, но не всегда оно должно быть самым последним средством, которое можно применить для восстановления справедливости и мира. Иногда чрезмерное промедление будет губительным.

Принцип вероятности успеха кажется Оренду необходимым элементом теории справедливой войны, но по отношению к политической действительности он оказывается слишком строгими. Не всегда возможно заранее предсказать, каким образом будет развиваться конфликт. К тому же, по мнению Оренда, следуя этому принципу, малые державы никогда не получили бы права на участие в войне. Однако вероятность успеха не может быть вычеркнута из списка принципов jus ad bellum, поскольку «важно, чтобы сообщество, которое обдумывает решение об объявлении войны в качестве ответа на агрессию, поставило вопрос, действительно ли подобная крайняя мера поможет добиться успеха»[389]. Фактически этот принцип превращается у Оренда в призыв задуматься, прежде чем взяться за оружие.