Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

В теории Уолцера солдаты могут быть подвержены нападению и убиты не вследствие того, что они делают, а на основании того, что они являются членами вооружённых сил[429]. То есть, в данном случае их коллективная идентичность оказывается достаточным условием, легитимирующим их убийство. Макмахан стремится подчеркнуть, что в ситуации несправедливой войны «заявление о принуждении никогда не будет считаться достаточным оправданием в случаях необоснованного убийства»

[430]. Причастность к коллективу невозможна, по утверждению Макмахана, без согласия на это, без добровольного выбора, сделанного когда-то. Если государство ведёт несправедливую войну, то действия его граждан, так или иначе участвующих в ней (в качестве военных или работников органов пропаганды), нельзя признать ни оправданными, ни приемлемыми. А это в свою очередь опровергает сразу три догмы теории справедливой войны: о независимости jus in bello

от jus ad bellum, об изначальной невиновности несправедливых комбатантов и отсутствии гарантированного иммунитета от нападения у несправедливых нонкомбатантов.

У солдат, служащих правительству, развязавшему войну с нарушением принципов jus ad bellum, нет никакого морального права убивать тех, на кого они нападают. Для объяснения своей позиции Макмахан приводит следующий пример. Одно государство нападает на другое, и армия второго государства немобилизована и не готовится к войне. В соответствии с принципом морального равенства солдат немобилизованная армия будет считаться легитимной целью. Однако, по мнению Макмахана, в данном случае ортодоксальная теория справедливой войны противоречит сама себе. Войска государства, подвергшегося атаке, не могут считаться комбатантами, поскольку традиционно теория справедливой войны подразумевает под комбатантом того, кто угрожает, то есть, занимает активную агрессивную позицию, готовясь к нападению или обороне. Но от немобилизованной армии не исходит никакой угрозы, она не готовится ни к обороне, ни к атаке. На это, однако, можно возразить, что всё же немобилизованная армия не превращается в мирные коллектив граждан, и с точки зрения Уолцера и его сторонников, в моральном отношении нет разницы между реальной или потенциальной угрозой, исходящей от вооружённого человека. Как минимум, можно говорить о символической угрозе, исходящей от него. Представляется, что Макмахан в данном случае не совсем точен и строг в определениях, иначе можно было бы утверждать, что от ядерного оружия также не исходит угрозы, поскольку никто в настоящий момент не готовится использовать его.

Идею нравственного равенства солдат поддерживает значительное количество исследователей. Но последовательное применение этой идеи, по мнению Макмахана, приводит к возможности снятия ответственности даже с немецких солдат Второй мировой войны, если те не участвовали в карательных акциях. И действительно, исполнением своего профессионального долга оправдывали свои действия многие участники Нюрнбергского процесса и последующих судов на немецкими чиновниками и военными[431]

.

И что самое любопытное, в большинстве случаев идея нравственного равенства не основывается на каком-либо философском аргументе, но имеет интуитивное происхождение, объясняется ощущением правильности этого положения[432]. Макмахан называет две причины, объясняющие эту странную внутреннюю привязанность к идее нравственного равенства. В первую очередь стоит отметить «вездесущую» тенденцию смешивать моральность войны и право войны. Право войны закрепляет легальную, правовую идентичность солдат вне зависимости от характера конфликтов, в которых им предстоит участвовать, вне зависимости от статуса, который они приобретут, будут они справедливыми или несправедливыми комбатантами. В этой связи уместно говорить о «правовом равенстве комбатантов». Право войны не ориентируется на защиту ценностей морали, поэтому несправедливый комбатант, атакуя справедливого комбатанта, поступает нравственно неприемлемо, но сохраняет своё право действовать, как комбатант.