– Если марсианский проект провалится или не оправдает ожиданий – конечно, плохо. И не только потому, что люди окажутся разочарованы. Они увидят перерождение целой планеты, и у них появится критерий для измерения масштабов Спина. То есть всей ее безумной мощи. Спин – это не абстрактный феномен. Благодаря вам, ребята, мы заглянули в глаза чудовищу. Да, вы молодцы, но, провалив проект, вы украдете у людей их мужество, и все станет только хуже, ибо люди уже воочию видели этого монстра. Стоит потерпеть неудачу, и вам не поздоровится, Тайлер, потому что все перепугаются так, как никогда в жизни.
Я процитировал стишок Хаусмана, который она когда-то мне читала: «А младенец знать не знал, что его медведь сожрал».
– Младенец начинает что-то подозревать, – сказала Диана. – Быть может, это и есть Великая скорбь.
Быть может. Порой ночью, когда не шел сон, я размышлял о гипотетиках: кто они, что они такое? Нам известен был один лишь очевидный факт: гипотетики не только сумели окружить Землю этой… чужеродной мембраной, они существовали где-то во Вселенной – владели нами, регулировали жизнь нашей планеты, ход нашего времени – почти два миллиарда лет.
Ни одно существо, хотя бы отдаленно напоминающее человека, не способно проявлять такое терпение.
Невролог Джейсона сбросил мне ссылку на доклад, опубликованный той зимой в «Журнале Американской медицинской ассоциации». Исследователи из Корнеллского университета выявили генетический маркер лекарственно-устойчивого рассеянного склероза. Невролог – жизнерадостный флоридский толстяк по имени Давид Мальмштейн – проанализировал ДНК Джейсона и выявил в ней подозрительную последовательность. Я спросил, что это значит.
– Это значит, что у нас есть возможность подобрать для него чуть более специфическое лечение. И еще это значит, что мы не сумеем обеспечить ему длительную ремиссию – ту, на которую может рассчитывать типичный пациент с диагнозом «рассеянный склероз».
– По-моему, его ремиссия длится без малого год. Разве это не долгий срок?
– Болезнь под контролем, только и всего. Атипичный рассеянный склероз горит себе дальше, словно огонь в угольном пласте. Настанет момент, когда мы не сможем компенсировать симптомы.
– Точка невозврата.
– Можно и так сказать.
– И до каких пор он будет сходить за нормального?
– Знаете… – Мальмштейн помолчал. – Джейсон задал мне в точности такой же вопрос.
– И что вы ему сказали?
– Что я не гадалка. Что АРС – это болезнь без четко очерченной этиологии. Что у человеческого тела свой собственный календарь.
– Предположу, что ему не понравился ваш ответ.
– Джейсон весьма красноречиво выражал свое недовольство. Но это правда. Он может гулять без симптомов еще лет десять. А может оказаться в инвалидном кресле уже к концу этой недели.
– Вы и ему это сказали? В тех же выражениях?
– Нет, помягче. И с воодушевлением. Не хочу отнимать у него надежду. Настрой у Джейсона боевой, а это едва ли не самое главное. Положа руку на сердце, скажу, что на короткой дистанции все у него будет неплохо – два года, пять или даже больше. Что случится дальше, угадать невозможно. Жаль, но другого прогноза у меня нет.
Я не рассказал Джейсону о нашей с Мальмштейном беседе, но заметил, что в последующие недели он трудился с удвоенным рвением, одерживая все новые и новые победы над временем и бренностью бытия – бытия не планеты, но своего собственного.
Темпы работ (не говоря уже об их стоимости) росли не по дням, а по часам. В марте прошла последняя волна посевных запусков – именно тогда на Марс отправились настоящие семена. С тех пор как мы с Джейсом и Дианой наблюдали за стартом дюжины таких же ракет к еще бесплодной планете, прошло всего два года.
Спин подарил нам необходимый рычаг для длительного экопоэза; теперь же, когда мы отправили на Марс семена сложных растений, главным залогом успеха стал точный расчет времени. Если затянуть с ожиданием, эволюция на Марсе выйдет из-под контроля: за миллион лет хаотичного развития съедобные злаки могут измениться до неузнаваемости, утратить вкусовые качества или даже стать ядовитыми. Так что спутники наблюдения следовало послать на орбиту уже через несколько недель после семенной армады. Если разведка даст положительные результаты, к Марсу немедленно устремятся ковчеги ЯЭДУ с людьми на борту.
В ночь после запуска АРУ я получил очередной полночный звонок от Дианы. (Информацию со спутников сняли пару часов назад, но данные еще не доехали до аналитического отдела Лаборатории ракетных двигателей в Пасадене.) Голос у Дианы был напряженный; я спросил, в чем дело, и она призналась, что ее отправили в неоплачиваемый отпуск – по меньшей мере до июня – и у них с Саймоном возникли проблемы с оплатой квартиры. Обратиться за помощью к отцу Диана не могла, а общаться с Кэрол было невыносимо. Диана набиралась храбрости для разговора с Джейсом, но перспектива подобного унижения отнюдь ее не радовала.
– О какой сумме речь?
– Тайлер, я вовсе не…
– Знаю. Ты меня и не просишь, я сам предлагаю.
– Ну… в этом месяце даже пять сотен стали бы для нас большим подспорьем.