Спин

Да, мы далеки друг от друга, и тому есть множество причин. Самая очевидная, пожалуй, – это Спин. Диану он пугал самым особенным и даже чрезвычайным образом – а почему, я никогда не понимал до конца; словно Спин поставил под сомнение все маркеры безопасной жизни. Например? Например, обычный ход вещей. Друзья, семья, работа, фундаментальное восприятие истинной сути вещей, и без того хрупкое в Казенном доме Лоутонов, скорее желаемое, чем действительное.

Диану предал Казенный дом, и в конце концов ее предал даже Джейсон: все те научные идеи, что он преподносил Диане, словно экстравагантные дары, все те идеи, что когда-то казались обнадеживающими, – уютные мажорные аккорды Ньютона и Эвклида – стали чужими и холодными: планковская длина (значение, ниже которого вещи перестают вести себя так, как им положено); черные дыры, из-за собственной необъяснимой плотности запечатанные вне пределов причинно-следственной связи; Вселенная, которая не только расширяется, но и мчится навстречу собственной гибели. Однажды, когда Блаженный Августин был еще жив, Диана сказала мне: «Положив руку на шерсть пса, я хочу ощутить его живое тепло, а не сосчитать его пульс или измерить обширные расстояния между атомными ядрами и электронами, составляющими его физическую форму». Ей хотелось, чтобы Пес оставался самим собой, единым целым, а не суммой ужасающих слагаемых, не скоротечным эпифеноменом эволюции в жизни умирающей звезды. Диане и без того не хватало любви и привязанностей, и всякую их толику следовало учесть и уложить на соответствующую полочку в Царствии Небесном, запасти на вселенскую зиму.

Думаю, Спин стал для Дианы монструозным обоснованием Джейсонова взгляда на жизнь – не в последнюю очередь из-за одержимости Джейсона Спином. Очевидно, где-то в галактике обнаружились разумные существа; что не менее очевидно, они были совершенно не похожи на нас: бесконечно могущественные, ужасающе терпеливые и напрочь равнодушные к тому ужасу, что они посеяли в нашем мире. Задумавшись о гипотетиках, ты воображал гиперразумных роботов или непостижимых тварей, сотканных из чистой энергии, и уж никак не касание руки, поцелуй, теплую постель или доброе слово.

Поэтому Диана ненавидела Спин на глубоко личном уровне; пожалуй, именно эта ненависть привела ее в объятия Саймона Таунсенда и движения НЦ. В теологии «Нового царствия» Спин считался священной и в то же время второстепенной сущностью: значимой, но не столь значительной, как Авраамов Бог; ужасной, но не столь потрясающей, как распятый Спаситель и Его опустевшая гробница.

Кое-какие из этих мыслей я поведал Ине. В ответ она сказала:

– Я, конечно, не христианка. Я мусульманка, да и то неполноценная по меркам местных властей. По их мнению, атеистический Запад развратил меня. Но подобные движения были даже в исламе. Люди судачили об имаме Махди и ад-Даджале; о том, как Яджуджи и Маджуджи двинутся на юг, попивая воды моря Галилейского. Почему судачили? Потому что решили, что в этом есть хоть какой-то смысл. – Она протерла губкой подошвы моих ног. – Вот и все. Я закончила. Ну а вы? Вы знали все это о Диане с самого детства?

Знал? В каком смысле? Чувствовал, подозревал, представлял – но знал? Нет, это вряд ли.

– Тогда, пожалуй, марсианский препарат оправдывает ваши ожидания.

Ина удалилась, забрав с собой нержавеющую кастрюлю, полную теплой воды, и арсенал губок, но оставив мне тему для раздумий в ночной темноте.

* * *

В больнице у ибу Ины имелись три двери. Однажды, когда последний пациент ушел с лубком на пальце, Ина устроила мне экскурсию.

– Вот что мне удалось построить за всю жизнь, – говорила она. – Совсем немного, подумаете вы, но местным нужен какой-нибудь лазарет, помимо больницы в Паданге: это далеко, особенно если добираться на автобусе или когда размыты дороги.

Одной из дверей, фасадной, пользовались пациенты. Входили и выходили.

Через вторую – заднюю, обшитую железом и довольно крепкую, – по утрам, припарковав свой электромобильчик на утрамбованном участке за больницей, входила Ина. Вечером она запирала ее на замок. Рядом с задней дверью находилась моя комната, и я научился распознавать звон ключей, который звучал вскоре после первого призыва к молитве с деревенского минарета, стоявшего в четверти мили от больницы.

Третья дверь, боковая, находилась чуть дальше по коридору, рядом с уборной и несколькими шкафами для лекарств. Здесь ибу Ина принимала курьеров с посылками; именно этой дверью предпочитал пользоваться Ен.

Ен в точности соответствовал характеристике, данной ему Иной: робкий, но смышленый. Я решил, что ему хватит ума получить ученую степень, на которую он возлагал самые сердечные надежды. Родители его, по словам Ины, были небогаты, но если выиграть стипендию, пройти курс предварительной медицинской подготовки в Паданге, добиться заметных успехов, найти способ оплатить остальные курсы – «Тогда… как знать? Возможно, в деревне появится еще один врач. Я проделала именно такой путь».

– Думаете, он вернется, чтобы строить практику в этих местах?

– Почему бы и нет? Мы то уезжаем, то возвращаемся.