Спин

Я развернулся. Вошел в коридор, закрыв за собой дверь на крючок. Босой, я пробирался вперед и настороженно прислушивался, силясь понять, чем заняты полицейские. Возможно, обходят здание кругом или готовятся снова атаковать входную дверь. Однако меня уже основательно накрыла лихорадка, и я слышал множество звуков, лишь немногие из которых были реальны.

В тайной комнате Ины по-прежнему не горела верхняя лампа. Я действовал наощупь – с некоторой помощью лунного света. Открыл один из двух пластмассовых чемоданов, сунул в него стопку исписанных листов; захлопнул его, закрыл на замок, поднял, и меня повело в сторону. Тогда я поднял и второй чемодан – для балласта по правому борту – и обнаружил, что едва могу идти.

Чуть не упал, зацепив ногой маленький пластмассовый предмет. Присмотрелся и узнал пейджер Ины. Остановился, поставил чемоданы, схватил пейджер и сунул его в карман рубашки. Сделал несколько глубоких вдохов и снова поднял чемоданы; словно по прихоти злого колдуна, они сделались тяжелее прежнего. Я сказал себе: «Ты справишься», но банальные эти слова прозвучали неубедительно, а эхо было такое, словно мой череп увеличился до размеров кафедрального собора.

Я услышал шум у задней двери – той, которую Ина закрывала на висячий замок: звякнул металл, застонали петли (должно быть, один из полицейских подцепил дугу замка фомкой и дернул на себя). Скоро, совсем скоро замок проиграет, неизбежно проиграет эту схватку и люди из машины войдут в больницу.

Потащился к третьей двери, двери Ена, боковой двери, сбросил крючок и приоткрыл ее в слепой надежде, что снаружи никого нет. Снаружи никого не оказалось. Оба незваных гостя (если их было двое, а не больше) остались у заднего входа. Работая над замком, они перешептывались, и голоса их были едва слышны за лягушачьим хором и шелестом пальмовой листвы на ветру.

Я сомневался, смогу ли добраться до спасительного рисового поля, оставшись незамеченным. Что еще хуже, я не был уверен, что по пути сумею удержаться на ногах.

За спиной раздался гулкий грохот: висячий замок отскочил от двери.

«На старт, внимание, марш!» – Я подхватил чемоданы и, так и не обувшись, заковылял в звездную ночь.

Хлебосольство

– Ты это видел?

Едва я вошел в лазарет «Перигелия», Молли Сиграм махнула рукой на стойку. На ее лице было написано: «Плохие новости», а на стойке лежал свежий глянцевый выпуск ведущего новостного журнала с портретом Джейсона на обложке. Заголовок гласил: «Человек-загадка: кто скрывается за публичным образом проекта „Перигелий“».

– Насколько я понимаю, ничего хорошего?

– Скажем так, не самая лестная статья, – пожала плечами Молли. – Возьми почитай. Вечером обсудим.

Я уже пригласил ее на ужин.

– Ах да, миссис Такман готова к осмотру. Ожидает в третьем боксе.

Сколько раз я просил Молли не называть смотровые «боксами»… Хотя спорить из-за такого пустяка было бессмысленно. Я бросил журнал в свой лоток с надписью «почта». Было апрельское утро – вялое, дождливое, – и в первой половине дня ко мне записалась одна лишь миссис Такман, супруга штатного инженера, за последний месяц трижды приходившая с жалобами на тревогу и общую слабость. Угадать причину ее недомоганий было несложно.

С тех пор как вокруг Марса появился барьер, прошло два года, и «Перигелий» полнился слухами о приостановке проекта. Финансовое положение мужа миссис Такман оказалось нестабильным, а сама она никак не могла найти работу. Сейчас миссис Такман в пугающем темпе допивала курс «Ксанакса» и требовала увеличить дозу. Немедленно.

– Быть может, нам стоит подобрать иное лекарство? – предложил я.

– Если вы про антидепрессанты, то я не согласна.

Лицо этой миниатюрной женщины, обычно приятное, сморщилось в свирепую гримасу; острый взгляд метался по смотровой, время от времени задерживаясь на залитом дождевой водой окне, которое выходило на ухоженную южную лужайку.

– Нет, кроме шуток. Я полгода сидела на «Паралофте». От него постоянно тянет в туалет.

– Когда это было?

– Еще до вас. Лекарство назначил доктор Кениг. Конечно, время тогда было совсем другое. Карл постоянно чем-то занимался, я его почти не видела. Столько одиноких ночей… Но тогда нам хотя бы казалось, что у него хорошая, стабильная, долгосрочная работа. Правильно говорят: от добра добра не ищут. А что, этого нет в моей, кхм, карточке – или как там она у вас называется?

На столе передо мной лежала раскрытая история болезни. Назначения доктора Кенига с трудом поддавались дешифровке, хотя он любезно подчеркнул важнейшие пометки (аллергические реакции и хронические заболевания) красной ручкой. Записи в карточке миссис Такман отличались аккуратностью и скупой немногословностью. Я нашел строку о назначении «Паралофта»: отменено (дата указана неразборчиво) по требованию пациентки. «По-прежнему жалуется на нервозность и страх перед будущим». А кто не жалуется?

– Теперь же нельзя рассчитывать даже на заработки Карла. Вчера ночью у меня так сердце билось – ну очень быстро, просто невероятно. Я даже подумала: а вдруг это… ну… сами знаете что.

– Что?

– Ну сами знаете. ССК.