Спин

О синдроме сердечно-сосудистой кахексии в новостях трубили уже несколько месяцев. В Египте и Судане от этой болезни погибли тысячи людей; отдельные случаи отмечались в Греции, Испании и на юге США. Неспешно тлеющая бактериальная инфекция, потенциальная проблема для тропических стран третьего мира, ССК прекрасно поддавалась лечению современными препаратами. В общем, миссис Такман не следовало опасаться этой болезни. Так я ей и сказал.

– Говорят, это они ее на нас сбросили.

– Кто сбросил? Что сбросил? О чем вы, миссис Такман?

– О болезни. О гипотетиках. Это они нас ею заразили.

– Во всех известных мне публикациях утверждается, что ССК передалась человеку от крупного рогатого скота.

Действительно, эта болезнь по большей части косила коровьи стада в Северной Африке.

– Скота? Хм. Вы же не думаете, что нам раскрывают все секреты? Вряд ли о таком объявят в новостях.

– ССК – острая болезнь. Будь она у вас, вы уже лежали бы в больнице. Но пульс у вас нормальный, и сердечно-сосудистая система работает прекрасно.

Видно было, что я ее не убедил. В конце концов я выписал ей рецепт на альтернативный нейролептик – по сути дела, тот же «Ксанакс», но с другим ответвлением от молекулярной цепи – в надежде, что пациентке поможет если не препарат, то хотя бы новый ярлык на упаковке. Умиротворенная, миссис Такман унесла рецепт так бережно, словно то был священный манускрипт.

У меня же появилось смутное ощущение, что я никчемный жулик.

Жалобы миссис Такман были далеко не уникальны. Весь мир обуревала тревога. Раньше, когда речь заходила о терраформировании и колонизации Марса, всем казалось, что у нас есть шанс на выживание; теперь же этот шанс обернулся беспомощной неопределенностью. У нас не осталось будущего, кроме Спина. Мировая экономика пошатнулась: отдельные потребители и целые нации влезали в долги, рассчитывая, что их не придется отдавать, а кредиторы приберегали свои средства, что привело к головокружительному росту процентной ставки. И в Соединенных Штатах, и за их пределами отмечался рост крайней религиозности, а в тандеме с ней – свирепой преступности. Самый чудовищный удар приняли на себя страны третьего мира. Из-за падения курса валют и рекуррентных периодов голода где-то ожил дремавший марксизм, а где-то – воинствующий ислам.

Психологический аспект был вполне объясним. Равно как и насилие. Вокруг полно людей, обиженных на весь мир, но лишь те из них, кто утратил веру в будущее, способны прийти на работу с автоматом и списком приговоренных. Гипотетики, желали они того или нет, создали благоприятную среду для развития терминальной стадии отчаяния. Разгневанных самоубийц было не счесть, а врагами их числились все американцы, британцы, канадцы, датчане et cetera; или же, наоборот, все мусульмане, темнокожие, не говорящие по-английски, иммигранты; все католики, фундаменталисты, атеисты; все либералы, все консерваторы… Высшим актом нравственной чистоты такие люди считали линчевание, взрыв нательной бомбы, фетву или погром, и они появлялись, словно темные звезды на предсмертном небосводе. Их становилось все больше.

Мы жили в опасные времена. Миссис Такман прекрасно это понимала, и никакой «Ксанакс» не смог бы убедить ее в обратном.

* * *

За обедом я занял столик в дальнем углу служебной столовой. Потягивал кофе, поглядывал на залитую дождем парковку и внимательно читал журнал, который дала мне Молли.

«Будь на свете наука спинология, – говорилось в заглавной статье, – Джейсон Лоутон был бы ее Ньютон, ее Эйнштейн, ее Стивен Хокинг».

Именно таких формулировок И Ди всегда требовал от прессы, хотя Джейс приходил от них в ужас.

«Вряд ли существует хотя бы одна область изучения Спина – от радиологической экспертизы до исследования проницаемости мембраны, от исключительно научных споров до чисто философских дебатов, – которая не видоизменилась бы под влиянием его идей. Он опубликовал множество трудов, и на них регулярно ссылаются всевозможные ученые. Он превращает в событие любую вялую научную конференцию. За годы соруководства „Фондом перигелия“ этот человек оказал мощнейшее влияние на развитие авиакосмической промышленности в эру Спина – как в Америке, так и за рубежом.

Но за реальными достижениями – и эпизодическим надувательством, – связанными с именем Джейсона Лоутона, нетрудно забыть, что „Фонд перигелия“ основал его отец, Эдвард Дин (И Ди) Лоутон, по-прежнему занимающий особое место как в руководящем комитете фонда, так и в администрации президента. Кто-то добавит, что узнаваемый образ сына также создал Лоутон-старший: человек в равной степени влиятельный, еще более загадочный и гораздо менее публичный».

Далее в статье подробно говорилось о ранней карьере И Ди: огромный успех телекоммуникационных стратостатов в первые годы Спина, почти что родственные отношения с тремя президентскими администрациями, создание «Фонда перигелия».