Прибытие марсианина можно (и даже нужно) было обыграть иным образом: во-первых, передать его под покровительство ООН, а во-вторых, незамедлительно обнародовать факт его присутствия на планете. Однако администрация Гарланда решила припрятать гостя, тем самым нарываясь на неприятности. Христианская консервативная партия сыпала прозрачными намеками («администрация что-то недоговаривает о результатах терраформирования») в надежде пошатнуть позиции действующего президента и его наиболее вероятного преемника Ломакса. Ясное дело, ситуация была щекотливая, но Вон заявил, что не желает иметь отношения к предвыборным кампаниям. Да, он планировал появиться на публике, но не раньше ноября.
Лето в «Перигелии» выдалось на редкость необычное. Тайн, окутывающих прибытие Вона Нго Вена на Землю, насчитывалось великое множество; сам Вон был лишь одной из этих тайн, пусть даже и самой заметной.
В августе Джейсон вызвал меня в северное крыло. Мы встретились у него в кабинете. В его настоящем кабинете (бетонном кубе без окон, но с диваном и рабочим столом), а не в той роскошно обставленной комнате, где он принимал официальных лиц и представителей прессы. Джейсон ютился на стуле среди кип научных журналов; на нем были «левисы» и засаленная толстовка; он походил на гидропонический овощ, вызревший среди этого хаоса. И еще он вспотел, а если Джейсон вспотел, добра не жди.
– Опять ноги отказывают, – сказал он.
Я расчистил местечко на диване и уселся в ожидании конкретики.
– Уже пару недель как появились незначительные симптомы. Обычное дело: покалывание по утрам. Ничего особенного, справляюсь. Но симптомы не уходят. Наоборот, усиливаются. Надо бы подкорректировать назначения.
Может быть. Честно говоря, мне не нравилось, как на него действовали эти лекарства. Джейс уже довольно долго ежедневно принимал пригоршню таблеток: модификаторы миелиновых оболочек, чтобы замедлить отмирание нервной ткани; неврологические бустеры, чтобы восстановить поврежденные области мозга; вспомогательные препараты для нейтрализации побочных эффектов основного лечения. Можем ли мы увеличить дозу? Вполне. Но у лечения имелся порог токсичности, и я волновался, как бы не подобраться к нему вплотную. Джейсон потерял и вес, и кое-что более важное – а именно эмоциональный баланс. Говорил быстрее прежнего, улыбался реже обычного. Раньше ему было комфортно в собственном теле, теперь же он двигался как марионетка: например, когда тянулся за чашкой, сперва промахивался, отдергивал руку и попадал лишь со второго раза.
– В любом случае, – сказал я, – нужно узнать мнение доктора Мальмштейна.
– Мне некогда съездить к нему на прием. Полный цейтнот, ни минуты покоя. Если ты вдруг не заметил, здесь многое изменилось. Сможем устроить консультацию по телефону?
– Не знаю. Спрошу.
– И кроме того… окажешь мне еще одну услугу?
– Какую, Джейс?
– Расскажи о моей проблеме Вону. Объясни как следует. Дай ему почитать пару книжек про эту болезнь.
– Ты о медицинских трудах? Он что, врач?
– Не совсем. Но он привез с собой массу информации. Марсианская биология значительно опережает нашу.
Он произнес эти слова с кривой ухмылкой, которую я не сумел интерпретировать.
– Вон считает, что мне можно помочь.
– Ты серьезно?
– Совершенно серьезно. И хватит на меня таращиться. Ну что, поговоришь с ним?
С человеком с другой планеты. С человеком, за плечами которого сто тысяч лет марсианской истории.
– Ну да, – ответил я. – Почту за честь. Но…
– Тогда устрою вам встречу.
– Но если Вон в курсе, как эффективно лечить АРС, ему надо говорить не со мной, а с более маститыми докторами.
– Он привез с собой целые энциклопедии. Наши люди уже прорабатывают марсианские архивы. По крайней мере, частично. Ищут полезную информацию – и медицинскую, и другую. Твоя с ним встреча – дело десятое. Интермедия.
– У него есть время на интермедии? Не верю!
– Ты не представляешь, как ему скучно. И еще ему не хватает друзей. Вот я и подумал: пусть проведет какое-то время с человеком, который не считает его ни спасителем, ни грозой всего человечества. Хотя мне все равно хотелось бы, чтобы ты поговорил с Мальмштейном – в самом ближайшем будущем.
– Ну конечно.
– И позвони-ка ему из дома. Здешним линиям я уже не доверяю.
И он улыбнулся, словно сказал что-то забавное.
Тем летом я время от времени выгуливал себя на общественном пляже через дорогу от моего домика.
Пляж был так себе. Длинная намывная коса (пока что незастроенная) защищала его от эрозии и делала непригодным для серфинга. В жарких лучах послеобеденного солнца старые мотели таращились на песок стеклянными глазами, а редкие туристы рассеянно мочили ножки в прибое.
Я спустился к воде, уселся на обжигающе горячие доски променада, нависавшие над сорной травой, уставился на тучи, которые собирались над восточным горизонтом, и задумался о словах Молли. О том, что я притворяюсь, будто меня не волнуют ни Спин, ни Лоутоны; изображаю самообладание, которого у меня нет и быть не может.
Отдадим Молли должное за емкость формулировки. Допускаю, что именно так я и выглядел в ее глазах.