Он вглядывался в глубокую долину еще несколько минут, затем надул то, что кто-то со Старой Земли назвал бы моржовыми усами, и вытащил из поясной сумки потрепанный блокнот. Он сел, стараясь держать голову пониже линии горизонта, несмотря на немалое расстояние до приближающихся вражеских разведчиков, и нацарапал быструю, но разборчивую заметку. Он вырвал страницу и протянул ее рядовому с красной нашивкой гонца, который сопровождал его и Жаксина до скамьи.
— Отнеси это на гелиограф и немедленно передай полковнику.
— Да, сэр!
Гонец хлопнул себя по нагруднику, отвернулся и наполовину бросился, наполовину заскользил вниз по крутой грязной тропе. Стивинсин посмотрел ему вслед, потом покачал головой и снова посмотрел на Жаксина.
— Ах, быть молодым и проворным, — седовласый сержант фыркнул, поскольку Стивинсину самому едва перевалило за двадцать. — Полагаю, что мы можем следовать немного более спокойно, в свете ваших преклонных лет и моего собственного огромного стажа, — продолжил Стивинсин.
— Как скажет майор, — ответил Жаксин с изысканной вежливостью. — Я постараюсь убедиться, что мои древние и дряхлые кости не слишком замедлят вас, сэр.
— Я ценю это, сержант. — Майор похлопал его по плечу. — Я ценю это.
Полковник Ливис Мейксин зарычал, снимая шлем и вытирая мокрый лоб носовым платком, который когда-то был белым. К сожалению, это было давно. Почти так же давно, как в те дни, когда его ополченская форма представляла собой образец опрятности мирного времени. Или в которой он был простым, достаточно преуспевающим торговцем, перевозившим зерно, скот, яблоки, плоские орехи и горные ананасы по каналу в Сиддар-Сити. Сегодня он не был ни тем, ни другим, когда стоял на промокшей косе земли, спускающейся к стоячему озеру с холодной водой, из которого поднимались кроны аккуратных рядов яблонь, как надгробия еще одной маленькой продуктивной фермы, которая встала на пути джихада.
Шан-вей, забери это! — обиженно подумал он. — Сначала мы проводим всю зиму, замерзая до смерти. Сейчас едва наступил май, а здесь, внизу, как в чертовой духовке!
Он засунул носовой платок обратно в карман с раздраженной настойчивостью, усугубленной тем фактом, что он знал, что температура на самом деле была совсем не такой. Да, внизу ущелья тепло, но ничего даже отдаленно похожего на печь. Это, к сожалению, не помешало ему почувствовать себя жарче, чем в аду, после долгой, жестоко холодной зимы, и насекомые, начинающие жужжать над промокшими, грязными, затопленными путями по обе стороны приподнятого русла главной дороги на Сейкнир, не заставили его почувствовать себя немного лучше. Вода от талого снега, начавшая всерьез стекать каскадом с более нижних вершин, булькала и устремлялась по дренажным трубам главной дороги, вливаясь в канал Гуарнак-Силман. Самый северный приток реки Силман, который протекал туда и сюда через эти водопропускные трубы, извиваясь вдоль восточной стороны Сноу-Баррен, уверенно наполнялся водой, как и все речки и небольшие ручьи, и уровень канала опасно повышался. Если эти идиоты на дальнем конце ущелья в ближайшее время не откроют шлюзы Серабора, вся проклятая долина будет затоплена!
Чего и добиваются эти ублюдки, — подумал он, признавая истинную причину своего раздражения. — Если мы позволим им сидеть там, они отступят по каналу — и по проклятой реке — до самого Серабора, просто чтобы убедиться, что никто не сможет спуститься в ущелье до июля. И вот почему Бейкир посылает сюда нас и наши счастливые души.
Мейксин не любил полковника Павала Бейкира — кадрового офицера, который привел почти четверть своего полка на сторону правоверных и который был гораздо более высокого мнения о кадровых силах в целом, чем об ополченцах, — но он не мог спорить с решением другого человека. Во-первых, потому, что Бейкир был из постоянных войск, что автоматически делало его старше простого полковника ополчения. Во-вторых, потому что Бейкира назначил командовать отец Шейнсейл Эдуэйр, а верховный священник-шулерит говорил голосом самого великого инквизитора. И в-третьих… в-третьих, потому что какой бы большой занозой в заднице ни был Бейкир, он также хорошо справлялся со своей работой.
Не говоря уже о том, что я прав насчет того, что произойдет примерно через пять или шесть дней — может быть, через семь, — если мы не приберем к рукам шлюзы Серабора.