Средь тяжкого труда и скорби

— Это правда, — повторила она почти заговорщицким тоном. — Я клянусь. Так что, если ты сейчас нервничаешь, я тебя полностью понимаю. Но, пожалуйста, если ты думаешь, что тебя может стошнить, предупреди нас заранее, хорошо? Я бы хотела сначала позвонить в колокольчик и попросить Сейрей принести нам тазик.

Дейвин на мгновение вытаращил на нее глаза, а затем удивил самого себя ярким взрывом смеха.

— Обещаю, ваше величество, — сказал он, и она подмигнула ему. Затем она снова посмотрела на Айрис и Кориса, и выражение ее лица снова стало серьезным.

— Милорд, я не говорила с вами об этом напрямую, но знаю, что вы с Айрис долго беседовали об этом. Знаю, что ты, Айрис, также обсуждала это с архиепископом Мейкелом, и он обсудил со мной те фрагменты бесед, которыми ему было разрешено поделиться со мной. Заверяю вас обоих, что он не нарушал и не стал бы нарушать ее доверие, обсуждая что-либо большее, чем это, со мной или с кем-либо еще.

Она сделала паузу, пока Айрис не кивнула, затем продолжила.

— Во-первых, позвольте мне сказать, что ни на мгновение не буду притворяться, что я не была в восторге от того, что сказала мне Айрис. Честно говоря, это было больше, чем я позволяла себе надеяться, что когда-нибудь услышу от нее или, честно говоря, от любого другого члена ее семьи. Учитывая весь гнев и ненависть — и кровь — которые лежат между нашими домами, потребовался кто-то из тех, кого Мейкел называет «великими душами», чтобы зайти так далеко.

— Во-вторых, позвольте мне признать, что я полностью осознаю последствия этой ситуации — все способы, которыми она может способствовать сохранению и безопасности Чарисийской империи, и все преимущества, которые могут быть получены из этого для всех нас.

— И в-третьих, позвольте мне прояснить, что то, к чему это может привести в конце концов, может быть катастрофическим для всех вас троих.

Она позволила этой последней фразе остаться между ними, холодной и тяжелой, пахнущей опасностью, прежде чем она откинулась назад, обняла дочь и снова заговорила.

— Айрис, ты сказала мне, что больше не можешь поддерживать Мать-Церковь. Что ты считаешь, что у тебя нет другого выбора, кроме как бороться с Клинтаном и остальными членами храмовой четверки любым доступным тебе способом. Я думаю, что для тебя — для всех нас — есть способ сделать это, но если ты это сделаешь — если Дейвин это сделает — вас объявят врагом инквизиции, храмовой четверки, всех сторонников Храма в мире и самой Матери-Церкви. Думаю, ты это понимаешь, но прежде чем я пойду дальше, мне нужно знать, что ты это понимаешь.

Айрис боролась с почти непреодолимой потребностью посмотреть на Кориса снизу вверх. Это был вопрос, на который она должна была ответить сама — не только для Шарлиан, но и для себя тоже. И поэтому она спокойно посмотрела в глаза самой могущественной женщине в мире и кивнула.

— Я понимаю, ваше величество.

Она была немного удивлена тем, как четко прозвучали эти четыре слова. Как и заявление Шарлиан, это лежало между ними, но это было чисто, с холодным, острым вкусом льда и лезвием полированной стали.

— Но инквизиция и Мать-Церковь уже объявили себя нашими врагами, — продолжила она. — Я знаю, что официальная версия такова, что сейджин Мерлин похитил нас по вашему приказу, а Филип продал нас вам. Вряд ли они могли заявить что-то другое, учитывая, кто сидит в кресле великого инквизитора. И я не настолько глупа, чтобы хоть на мгновение поверить, что нам с Дейвином когда-нибудь представится возможность рассказать правду кому-нибудь в инквизиции. — Она невесело улыбнулась. — При сложившихся обстоятельствах, будем ли мы открыто сражаться с Церковью и проиграем или просто подождем, пока ее инквизиторы выкопают нас из нашей последней норы, результат будет почти одинаковым, вы так не думаете?

— Я полагаю, что да. — Шарлиан нежно покачала Элану. — Еще одна вещь, которую однажды сказал мне сейджин Мерлин — уверена, что он цитировал кого-то другого; он очень мудр и хорошо информирован, но на самом деле не является источником всех знаний: «Если мы не будем держаться вместе, мы все наверняка будем висеть порознь». Это довольно близко к сути дела, не так ли?

— Да, это так.

— Очень хорошо, вот что я предлагаю.

Шарлиан перестала укачивать маленькую девочку у себя на коленях, и выражение ее лица стало смертельно серьезным.

— Поймите, что я говорю сейчас не только от своего имени, но и от имени Кэйлеба. Мы сказали миру, что мы соправители, и так оно и есть. Если я поклянусь вам верностью Чарисийской империи, Кэйлеб выполнит это обещание, даже если весь мир погибнет в процессе.