Средь тяжкого труда и скорби

Он снова подумал об этой долине. Это было за пределами его собственной зоны ответственности, и он не был знаком с картами далеко к северу от Сирка, но он проходил этим путем во время своего первоначального путешествия из Сент-Элика в форт Шелдин, и, если он правильно помнил, какая-то проселочная дорога или колея соединялась с главной дорогой с запада примерно за полторы мили до того, как они доберутся до долины. Она была не намного лучше, чем тропа — ему не мешало бы провести по ней четырех человек в ряд, — но кто-то расчистил деревья там, где она пересекалась с большой дорогой. На образовавшейся поляне могло быть достаточно места, чтобы 110-й продвинулся достаточно далеко, чтобы блокировать кавалерию, в то время как люди Фейрстока и Мазингейла двигались бы на запад по боковой дороге. Возможно, он даже смог бы загнать своих людей — или большинство из них — в ту же узкую щель, где вся кавалерия в мире была бы бесполезна против пары дюжин стойких мужчин с пиками.

Возможно, это был бы совет отчаяния. Он понятия не имел, куда может привести эта узкая, изрытая колеями грунтовая дорога, знал только, что она не ведет прямо к кавалерии перед ним и к тому, что может ждать за ними. Но если они продолжат продвижение по открытой местности долины, он станет все более уязвимым, особенно если окажется, что ублюдки привели с собой пару полков своих драгун. Одиннадцать или двенадцать сотен арбалетов — или, что еще хуже, конных луков — были бы катастрофическими в такой местности. Он еще не видел никаких признаков их присутствия, но это не означало, что их у них не было.

Он прислушивался к ровному, размеренному грохоту барабанов, меряя шагами неуклонное продвижение блока пик, и задавался вопросом, может ли быть выход из ловушки, которую он все-таки чувствовал.

* * *

Сэр Нейтин Биргейр наблюдал, как его последняя рота выходит из леса на более широкое пространство поляны, плавно отступая в обе стороны, и слушал мрачный, ровный, решительный бой барабанов Сиддармарка.

Осталось недолго, — подумал он, бросив взгляд туда, где капитан Фоуэйл установил свои шестифунтовые орудия.

Они добрались сюда с запасом времени и правильно использовали это время, устанавливая пушки. Фоуэйл окопался в двухорудийных отсеках, выбрасывая грунт из орудийных ям, чтобы сформировать низкие брустверы, так что длинные, тонкие дула орудий почти ложились на грязь, когда их направляли вперед на их места. Он также потратил время на то, чтобы засеять землю прямо перед каждой ямой проволочными ежами. Традиционно считавшаяся оружием против кавалерии, зловеще острая вертикальная шпора ежа могла быть одинаково эффективна против пехоты… особенно пехоты, эффективность которой зависела от плотности ее построения. И в качестве дополнительной меры безопасности Биргейр спешил одну из своих рот, распределив ее сто пятьдесят человек блоками между тремя хорошо разнесенными орудийными ямами. Их копья были значительно короче, чем восемнадцатифутовые пики Сиддармарка, но они были более чем достаточно длинными, чтобы представлять опасность, особенно учитывая более тяжелую броню его солдат.

Единственное, что его действительно беспокоило, — это арбалетчики, о которых сообщили его передовые взводы. С другой стороны, им нужно было подойти к зоне поражения, а у шестифунтовых пушек Фоуэйла зона обстрела была глубиной в четыреста ярдов.

* * *

Послеполуденное солнце грело спину полковника Малдина, и его левая рука потянулась под поля шлема, вытирая пот со лба. Деревья впереди начинали редеть. Прошло совсем немного времени, прежде чем он обнаружил, действительно ли существовало отверстие для поляны, которое, как ему казалось, он помнил. Он надеялся, что это так, потому что…

* * *

— Огонь!

Шесть шестифунтовых орудий выстрелили как одно. Жестокое сотрясение было подобно физическому удару кулаком, бьющему в каждое ухо, и каждое орудие выпустило двадцать семь картечин по четыре унции в первый ряд ошеломленных сиддармаркцев.

Дальность стрельбы составляла четыреста ярдов, и на этом расстоянии двадцать процентов картечин попадали в цель. И не только по одной цели — четвертьфунтовые шарики прорывались сквозь человеческие ткани и кости с громкими, плоскими, влажными шлепающими звуками, а затем врезались в следующих людей прямо за их первоначальными целями. Блок пик Малдина был шириной в шестьдесят человек, и картечь проделала огромные зияющие дыры по всему фронту. Люди закричали — почти в такой же степени от шока, как и от агонии, — когда этот совершенно неожиданный взрыв ярости пронзил их.

Они никогда не испытывали ничего подобного — даже никогда раньше не видели полевой артиллерии. Ничто не могло подготовить их к этому апокалиптическому моменту, будь они сиддармаркцами или нет, и их строй дрогнул, споткнулся и остановился в месиве крови и тел, упавших копий и кричащих, изувеченных товарищей.