Средь тяжкого труда и скорби

Жеймис Миклейн никогда в жизни не был в море, но он проплыл больше миль, чем большинство профессиональных морских офицеров, и все это на пресной воде. Вся его карьера прошла на реках и каналах Ист-Хейвена в службе каналов, управляемой орденом Лэнгхорна, и ни один человек на свете не знал их лучше, чем он. Даже буксируемые баржи нуждались в рулевых, но Миклейн был чем-то большим. Он был одним из главных лоцманов каналов, людей, которым было поручено обновлять карты не только каналов, но и рек, которые они соединяли, сообщать, когда и где требуется ремонт, и предлагать возможные улучшения маршрутов.

Теперь широкоплечий седовласый лоцман в потертой, поношенной форме службы каналов сунул трубку в рот и вышел на правое крыло мостика за пределами боевой рубки «Делтака».

Барнс последовал за ним через тяжелобронированную дверь боевой рубки, которая была открыта на задвижку, чтобы он мог передать инструкции рулевому главстаршине Фиргирсину. Он достал из кармана свечу Шан-вей, чиркнул ею о железные перила мостика из деревянных досок и, сложив левую руку чашечкой, чтобы заслонить пламя, поднес ее к трубке Миклейна.

Лоцман колебался всего мгновение, затем наклонился вперед — немного осторожно — и пыхнул табаком. Ароматный дым вился вокруг его ушей, когда он выпрямился, и он криво ухмыльнулся Барнсу через трубку.

— Первый раз, когда я действительно вижу такое, капитан. Немного… неожиданной стороной, полагаю, лучше всего выразиться так. Впрочем, удобно.

— Я тоже нашел их такими, — согласился Барнс, бросая потухшую свечу в плевательницу, предназначенную для рулевых, которые использовали жевательный лист, и Миклейн усмехнулся.

— Полагаю, что великий инквизитор может немного обидеться, — заметил он, и Барнс оскалил зубы.

— Мастер Миклейн, мы дали Жаспару Клинтану так много поводов для обиды, что не думаю, будто бы несколько свечей Шан-вей что-то изменят, не так ли?

— Вероятно, нет. — Миклейн затянулся трубкой и выпустил струйку дыма, наблюдая, как она быстро движется за кормой по мере того, как «Делтак» набирал скорость. — Если уж на то пошло, то, что мы собираемся сделать, обязательно занесет всех нас в его черные книги, не так ли? — Он покачал головой. — Часть меня ненавидит это делать, капитан. Я провел всю свою жизнь, поддерживая каналы в соответствии с предписаниями Закона, и лучше других знаю, насколько они важны.

Он сделал паузу, глядя вперед, навстречу движению «Делтака», его трубка долго молча выпускала дым, прежде чем он снова посмотрел на Барнса, и если его глаза были грустными, когда он это сделал, выражение его лица было решительным.

— Даже с предписанием архиепископа Данилда у себя в кармане, эта часть меня больше чем наполовину боится, что Ракураи обрушится мне на голову только за то, что я подумал об этом. Но когда думаю о том, как отреагирует этот ублюдок в Зионе, когда услышит об этом — ну, давайте просто скажем, что в конце концов я не ожидаю, будто мои сожаления будут мешать мне спать по ночам.

Он снова посмотрел вверх по реке, осторожно почесывая подбородок, затем кивнул, как человек, узнающий знакомое место в своем районе.

— Здесь вам лучше держаться ближе к середине течения, капитан. Там есть отвратительная песчаная отмель с недружелюбной привычкой вытягиваться весной вдоль внутренней стороны этого изгиба.

— Будет ли достаточно еще… тридцати ярдов?

— Лучше сделать это на сорок, чтобы оставаться в безопасности. Этот джентльмен, — Миклейн постучал костяшками пальцев по доскам под перилами, — сидит немного глубже в воде, чем большинство проходящих здесь барж.

— Очень хорошо. — Барнс наклонился через открытую дверь боевой рубки. — Приведи его на четверть румба влево, Краминд.

— Четверть румба по левому борту, есть, сэр.

* * *

Дверь кабинета распахнулась с таким грохотом, что капитан Дигри Веррин подпрыгнул на стуле. Горячий чай разлетелся повсюду, затопив его поздний утренний завтрак, забрызгав корреспонденцию на столе и намочив тунику, и он резко обернулся с сердитым взглядом.

— Какого черта?..

— Извините, сэр! — перебил сержант Жермо Тейджин. — Знаю, вы не хотели, чтобы вас беспокоили, но вам лучше это услышать. Быстро.

Глаза Веррина сузились. Жермо Тейджин не был самым острым клинком, который он когда-либо встречал, но тогда и Дигри Веррин едва ли был подарком самого Чихиро для ополчения. Конечно, обычно ополчение не очень заботилось о том, чтобы он дышал им в спину, но предыдущий его начальник пытался организовать контратаку против верующих, которые захватили контроль над Фейркином в первые пятидневки восстания. К счастью для него, он погиб в бою, но отец Ансилмо, представитель «Меча Шулера» в Фейркине, решил, что надзор за оставшимися городскими стражниками должен взять на себя кто-то, чья первая верность явно принадлежала Матери-Церкви. Вот как он оказался командующим «гарнизоном» Фейркина из сорока человек. Это делало его более прославленным ополченцем, чем что-либо еще, что, вероятно, было и к лучшему, учитывая полное отсутствие у него боевого опыта.